Выйти замуж за Феникса - Татьяна Форш

Лих недоуменно нахмурился и тут же снова заохал:

— Ты? О-хо-хо… Ну до чего ж девки с самомнением пошли… Да на кой мне такая, как ты, неумеха сдалась? Ты хоть знаешь, как портки у мужиков сымаются?

Я честно помотала головой. Может, отстанет?

Лих смерил меня задумчивым взглядом и сделал круг по пустой комнате, усиленно что-то выискивая на полу в лежалом хламе.

— Говоришь, ты у короля Еремея единственная дочка?

— Да! — гордо выпалила я и спохватилась: — А что?

— Да просто… интересуюсь… — Он вдруг присел, раскапывая руками ветошь.

Как он одним глазом все видит? Тут и с двумя-то сложно… Сумерки, царящие в доме, разбавляли только редкие лучики солнца, едва пробивающиеся из-за заколоченных широкими досками окон. Наконец Лих довольно хмыкнул, вытянул из ветоши измочаленную веревку и направился ко мне. У меня от страха задрожали колени, но я все же нашла в себе силы подняться и на ватных ногах броситься… нет, не броситься — заковылять к двери.

Я даже успела взяться за ручку и толкнуться в рассохшуюся дверь.

Я даже зажмурилась, на миг ослепнув от щедрого солнечного света.

Я даже захлебнулась воздухом, невероятно свежим, напоенным запахом свежескошенного сена и привкусом далекого моря. А потом на меня навалилась туша моего преследователя, и дом, словно беззубый монстр, снова всосал меня в полумрак.

Мгновение спустя я опять сидела на стареньком табурете, а Лих за спиной старательно спутывал мне веревками руки, заботливо приговаривая:

— Ты не боись, деваха. Ничего я с тобой не сделаю. Ты мне нужна в целости и сохранности.

— Зачем? — охнула я, чувствуя, как веревка впилась в кожу с безжалостностью пилы.

— Меньше знаешь — крепче спишь, хотя… — Сопение прекратилось. Лих вышел из-за моей спины и уселся передо мной на корточки, с какой-то странной жалостью разглядывая меня единственным глазом. Вроде бы и сочувствует, но все равно убьет, потому что так надо! — В твоем случае, Василек, это пожелание неактуально. Меньше ты будешь знать или больше — а крепко уснуть у тебя уже не получится.

— Ты меня убьешь? — Я украдкой пошевелила пальцами, но только лишний раз убедилась, что Лих связал меня намертво. Более того, большинство пальцев я попросту не почувствовала.

— Нет. — Лих добродушно улыбнулся и с нежностью завел мне за ухо выбившийся на глаза завиток. — Твое тело не умрет, это я тебе обещаю. А пока… не будем терять время даром. К тому моменту, как нас найдут твои друзья, все уже должно быть сделано.

Он поднялся и принялся расчищать пол от ветоши вокруг табурета.

— Что сделано? — От его угроз меня прошиб холодный пот. — Имей в виду, Ник меня все равно найдет и тебе за такое безобразие последний глаз одним пальцем выдавит!

Я хотела все это угрожающе прорычать, но у меня не получилось. Голос подвел в самый ответственный момент, выдав вместо сердитого рыка жалкий фальцет. Знать бы еще, что этот пакостник задумал!

— Найдет… и выдавит, — беззаботно согласился Лих. Оглядел относительно чистый круг и вдруг каверзно ухмыльнулся: — Если по дороге с ним не произойдет какой-нибудь несчастный случай.

Он стянул пиратскую засаленную повязку, и я оцепенела, разглядывая его совершенно здоровый, горевший ультрафиолетом глаз. Неожиданно будто тысячи иголочек впились в тело, пришпиливая меня к табурету, но табурет, видимо, решил, что на его век и так достаточно приключений, и с тихим хрустом развалился. Я хрястнулась об пол сначала попой, потом головой и тихо взвыла:

— Так нечестно! Проводить опыты над связанной беззащитной жертвой — по меньшей мере свинство!

Не сводя с меня взгляда, Лих зловеще улыбнулся и снова спрятал под повязкой свой жуткий глаз.

— Это не опыты. Это предупреждение и доказательство слухов. Если попробуешь раньше времени хоть как-то позвать на помощь Ника, обещаю, что он упадет не с табурета… и не на мягкий зад. Меня же недаром матушка с тетей Лихом назвали… — Негодяй порылся в карманах широченных, мышастого цвета штанов, выискал там кусочек мела и, не обращая больше на меня никакого внимания, принялся выводить жирную линию, пока не замкнул ее в большой неровный круг. — Ну вот… Теперь недолго ждать осталось.

С этими словами он выудил из другого бездонного кармана огарки свечей и принялся расставлять по меловой границе. Затем долго щелкал огнивом, усердно их поджигая. Наконец странные приготовления оказались закончены. Лих поднял меня, перенес в круг и посадил, только теперь на пол. Сам встал за пределами круга лицом к двери и старательно, время от времени запинаясь, проговорил:

— Приходи, п-покажись, на свой праздник явись, вкруг себя п-поворотись, в красну девицу обернись. Ждем тебя — п-припрись!

— Вернись, олух! Сколько можно учить тебя этому заклятию?! — вдруг раздался в избушке сварливый женский голос.

Я сидела ни жива ни мертва, глядя, как пылающие ярким огнем свечи одна за другой принялись гаснуть, покрываясь изморозью. Мне в лицо будто дохнуло могильным холодом, и все тот же голос уже более ласково произнес:

— Что подумает наша гостья? Как ты посмел ее связать? Да еще и уронить?! Запомни, крысеныш, если на ней будет хоть синяк…

— Простите! Это были вынужденные меры! — Лих, похоже, действительно струхнул и, не придумав более действенного оправдания, все свалил на меня: — Она хотела сбежать! И вообще, эта принцесска очень строптива, если не сказать, опасна!

— Принцесса? — Из пыли и ветоши, покрывавшей пол, вдруг начала вырастать фигура.

Я сжалась в комок, разглядывая странную гостью. Что это за магия такая? Между тем фигура обрела довольно угадываемые женские формы. Длинный подол платья соткался из крепкой, облепленной пылью паутины, волосы — из проросшей внутрь избушки травы, а лицо собралось из капелек и потеков застывшего воска. — И зачем ты меня искала, принцесса?

— Я? Искала? Кучу мусора?! — В другом случае я бы даже рассмеялась, если бы не была так сильно напугана. Но лучшее средство защиты — это нападение. — Не льсти себе!

Фигура возмущенно фыркнула.

— А я предупреждал о ее характере, тетя! — тут же влез Лих, за что и поплатился.

— Заткнись, убогий! Какое мне дело до ее характера? А тебе урок на будущее! — На Лиха уставился палец, слепленный из обветшалых клочков ткани. — Хочешь жить в роскоши, выбирай роскошь! Надеюсь, ты меня понял!

— Все тех крестьянок мне вспоминаете? — Лих нахмурился, поправил повязку и на всякий случай сделал пару шагов назад. — Так надо было сразу все точки над «ё» расставлять!

Тетя? А не та ли это пророчица, которую мы так усиленно ищем? И ее вид… Наверное, об этом говорила мать Лиха? И не жива и не мертва? Потому как живой ее точно не назовешь, разве что ожившим мусором. А что касается мертвой… Была бы мертвой, так резво не маскировалась бы под «мусорную» бабу.