Эона. Последняя заклинательница драконов - Элисон Гудман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Она настоящий Пион? Такая стоит целую монету тигра.
– Конечно же не настоящий, – быстро ответила Дела. – Настоящий нам не по карману.
– Тогда почему так накрашена? – Медьведь выставил перед собой джи.
Я чувствовала, как под толстой броней бьется сердце Рико. Увлеченные планом, мы не придумали причину, по которой Пион могла оказаться в компании рядовых солдат.
Из последних сил я выдавила визгливый смешок и подняла голову:
– За такую краску еще полмонеты. Я и Орхидеей могу быть. Это стоит целую монету, но танцы включены. – Я неловко повела бедрами, радуясь крепкой руке островитянина, что удерживала меня от падения.
– Танцы? – Змей не отрывал глаз от моего тела.
Я вновь сумела улыбнуться:
– Не скучные танцы настоящей Орхидеи, а такие как надо.
Медведь прокашлялся и зыркнул на подчиненного:
– Для нас все равно непозволительно, даже по такой цене. – Затем почесал подбородок. – Знаете ли, у нас очень, очень невысокое жалованье.
Намек не остался незамеченным.
Юсо хмыкнул:
– Сколько за возможность увидеть заклинателя?
– Одна шестая, с каждого.
– Наглеешь, – возмутился Юсо. – Одна двенадцатая за человека.
– По рукам. – Медведь облизнул губы и довольно переглянулся с напарником. – Только быстро, нас вот-вот сменят.
Звякнули монеты, будто молитвенные колокольчики. Затем Медведь открыл деревянную дверь и сообщил кому-то в тускло освещенной комнате:
– Запускаю пятерых. Они заплатили. – С широкой улыбкой он отступил. – Наслаждайтесь.
Первыми вошли Юсо и Вида, чье благодарное хихиканье отвлекло стражников. Затем через высокий порок переступили мы с Рико, а следом ввалилась Дела и быстро обхватила нас за плечи, пьяными объятиями прикрывая мою окровавленную руку.
Дверь за нашими спинами закрылась, и я облегченно вздохнула. Дела притянула меня ближе, удерживая на ногах. Я помнила, что надо смеяться, но от страха все внутренности скрутило. Идо так близко… а я едва стою на своих двоих. Хватит ли у меня сил помочь ему? Или хотя бы себе?
За столом в углу маленькой комнаты сидел коренастый круглолицый мужичок. Все его черты – губы, нос, даже веки – были такими толстыми, словно разбухли от воды.
– Несколько правил, – резко сказал он. – Смотреть только из-за решетки. И только по двое за раз. Понятно?
С ворчанием мужчина выбрался из кресла, потянулся к крюку за своей спиной и снял один из двух бронзовых фонарей, что освещали заваленный свитками и перьями стол. Рядом в небольшой керамической печи тлели угли. Пахло сгоревшим рисом и застоявшимся чаем, а поверх всего реял кислый смрад, порожденный страданиями, от которого мой желудок перевернулся.
Толстяк поднес фонарь к лицу, и желтый свет озарил его выступающий нос и поджатые губы.
– Через решетку. Двое за раз. Понятно? – спросил он.
– Понятно, – заверил Юсо. – А есть тут еще какие-нибудь занятные пленники?
– Нет, темница в полном его распоряжении. Лорду-заклинателю все самое лучшее. – Надзиратель протянул фонарь Виде: – Посвети-ка мне, дорогуша.
С довольной улыбкой приняв фонарь, Вида последовала за мужчиной к прочной внутренней двери. Он отцепил от пояса тяжелую связку ключей и начал перебирать их в поисках нужного. Отполированная медь сверкала меж толстыми пальцами.
– Вот этот открывает саму клетку, – показал надзиратель. – Если как следует постараешься, то, может, и глянешь на заклинателя вблизи.
За его спиной блеснул металл – кинжал Юсо бесшумно выскользнул из ножен.
– Я бы хотела, – промурлыкала Вида и тут же отступила, повинуясь приказному жесту капитана.
– Я тоже, – хохотнул надзиратель и повернул ключ в замке. Дверь с тихим щелчком открылась. – Просто дайте знать, когда…
С немыслимой скоростью Юсо обхватил рукой его грудь и глубоко вонзил кинжал в сакральную точку. Надзиратель выгнул спину. Крик так и не вырвался из судорожно сжавшегося горла. Юсо выдернул окровавленный кинжал и вновь ударил толстяка в сердце. Тишину нарушили лишь стук от соприкосновения рукояти с грудной клеткой и тихий хлюпающий звук. А потом мужчина безжизненно обмяк на руках капитана.
Только теперь я поняла, что все это время забывала дышать, и выпустила воздух. Рико тоже достал кинжал и развернулся к внешней двери, но она не открылась. Стражники ничего не услышали.
Юсо опустил тело надзирателя на пол и оттащил его от проема. Затем посмотрел на нас. В глазах капитана все еще клубилась смерть.
– Идите, – велел он нам.
Вида забрала из замка связку ключей и первая спустилась по небольшой лестнице, держа перед собой фонарь. Я шагнула следом, но ноги подкосились, и не упала я только благодаря отточенным инстинктам Делы.
– Просто обопрись на меня, – предложила она.
Мы вместе миновали ступени и вышли в каменный коридор. Фонарь Виды впереди осветил сужающийся проход с низким потолком. В нос ударил запах человеческой боли – пота, рвоты, крови, – к горлу подкатила тошнота, и я поняла, что в глубине души не хочу туда спускаться.
– Святые боги, какая мерзость, – произнес за нашими спинами Рико.
– Сюда! – позвала Вида из дальнего конца коридора и загремела ключами, открывая замок. – Он здесь.
Дела протащила меня мимо трех пустых клеток – их черные разинутые пасти жаждали свежей плоти. Вонь, казалось, въелась в камень и обрушивалась на нас волнами при каждом шаге, словно чье-то смердящее дыхание. Когда мы добрались до Виды, она уже толкнула дверь в клетку Идо и подняла фонарь.
Обнаженный, изморенный голодом, пленник скрючился на каменном полу у дальней стены. Лоб упирался в подвешенные на цепях руки, грудь с тяжелыми хрипами медленно поднималась и опадала, но Идо оставался неподвижен. Его остригли; холеная двойная петля заклинателя сменилась спутанным комком коротких волос. Видимый нам глаз опух. Четка линия скулы затерялась в месиве из крови и синяков. Некогда тонкий, аристократичный нос съехал набок и распух. Но хуже всего пришлось телу: кто-то избивал Идо, пока не осталось ни одного не искромсанного кусочка кожи и мышц. Оголенные кости и сухожилия сияли в свете фонаря точно осколки жемчуга.
– Как он вообще выжил? – прошептала Вида.
В мыслях всплыл образ Дракона-крысы – бледный и измученный. Зверь удерживал Идо в живых?
Вида зажала нос и первая шагнула в клетку. В дальнем углу стояло ведро, судя по запаху, с испражнениями. А у левой стены, словно для контраста, изящный столик с резными ножками в форме четырех драконов. Я задрожала, скользнув взглядом по фарфоровой чаше с темными разводами на золотом ободе и целой куче острых металлических инструментов. А потом заметила на полу бадью с водой и лежавшую рядом бамбуковую трость, наполовину покрытую кровью.