Беззвучный крик - Сандра Браун

— А до тех пор наслаждайся тем, что ты не в тюрьме. У нас тут все как дома.

Обняв Конни, он привлек ее к себе. Бросив на Карла еще один лукавый взгляд, она прижалась к Сесилу. Игриво постучав пальцами по пряжке ремня, ее рука скользнула ему в брюки.

Сесил покраснел и, извинившись, вместе с Конни вышел наружу.

— Это у тебя здесь все как дома, старший братец, — проводив их взглядом, пробормотал Карл.

Джек еще раз прочитал на экране компьютера то, что напечатала Анна.

— Одолжении?

Вообще-то она говорила о личном одолжении. Она не просила его выполнить какую-то работу, которую и так сможет сделать любой наемный работник. Из-за этого прилагательного ее просьба перешла в другую категорию, к которой относилась вся деятельность более интимного характера. Джек откашлялся.

— Ну конечно, я постараюсь вам помочь.

Она вновь застучала по клавишам. «Я бы хотела вас сфотографировать», — прочитал Джек.

Он облегченно засмеялся. А может, в его смехе звучало разочарование. Этого он и сам не знал.

— Вы хотите меня увековечить? Зачем? Для чего?

Она встала и сняла с полки альбом, но не тот, который показывала ему раньше. Положив его перед Джеком, она стала ждать, когда он откроет кожаный переплет.

На первой фотографии была запечатлена группа детей, самозабвенно играющих под струями дождевальной установки.

Солнечный свет проходил через струи воды и отражался в лужицах, в которых возились дети. Как и на остальных фотографиях Анны, сильный эффект на зрителя производило именно это сочетание света и тьмы. Снимок передавал атмосферу ничем не омраченной радости, которой могут предаваться только маленькие дети, еще не подозревающие о тревогах, ждущих их впереди.

Фоном для другой фотографии служила грубая деревянная стена. Перед ней сидели двое пожилых людей, их разделяла поставленная на попа бочка, на которой они играли в домино.

На черных костяшках домино резко выделялись белые точки.

Один из игроков был негром, другой — белым.

На следующем снимке были изображены руки рабочего.

Крупным планом одни руки, испачканные в земле. Грязь забилась под ногти, въелась в складки морщинистой кожи.

Рабочий держал в руках прекрасную белую розу.

Перед открытым окном в деревянном кресле-качалке сидела женщина. Просторные занавески колыхались под порывами ветра.

Женщина кормила грудью новорожденного младенца. Темные волосы скрывали лицо женщины и падали на ее грудь. Волосы Анны. Грудь Анны.

— Господи, Анна! Почему вы… Почему вы не… — Не в силах подобрать нужных слов, Джек замотал головой. — Почему вы не занимаетесь этим профессионально? Я совсем не разбираюсь в фотографии, но эти снимки превосходны. Разве нет? Неужели вы не показывали их кому-то, кто может с ними что-то сделать?

Он снова перелистал альбом, разглядывая фотографии.

— Вам каждый скажет, что это хорошая работа. Слишком хорошая, чтобы прятать их в альбомах. Люди должны смотреть на них и наслаждаться.

Явно польщенная его замечаниями, Анна вернулась к компьютеру. «Я думала о том, чтобы продавать их для постеров, поздравительных открыток и тому подобного».

— Ну да! И что же случилось? Почему не продали?

Она грустно улыбнулась и, слегка пожав плечами, напечатала:

«Так сложились обстоятельства. Сначала болезнь Дина. Потом появился Дэвид. Потом…»

Джек накрыл ее руки своими.

— Делрею это не нравилось, поэтому вы отнесли фотоаппарат на чердак и постарались о нем забыть.

— Да, — знаком показала она и напечатала: «Я пыталась забыть об этом, но не смогла. Это все еще здесь. — Она прижала руку к сердцу. Возможно, если бы я не была глухая и могла бы выражать себя как-то по-другому, я бы так не любила фотографию. Но мне много есть что сказать, и я не знаю, как это сделать по-другому. Я хочу начать сначала. На этот раз я попытаюсь продавать свои работы. По крайней мере некоторые из них».

— Это правильно.

«Прежде всего мне нужно расширить свою коллекцию. Понадобится несколько месяцев, возможно год, чтобы создать коллекцию, которая может заинтересовать потенциального покупателя. Эта фотография, где изображены мы с Дэвидом, была последней. Она сделана пять лет назад. Мне надо много практиковаться. Это будет нелегко, но если уж начинать, то начинать немедленно. Вы позволите мне начать с вас?»

— Я согласен со всем, что вы говорите. Не надо откладывать в долгий ящик. У вас есть талант. Это очевидно. И чтобы не утратить его, вам придется хорошенько потрудиться. Но если эта коллекция так важна для вас, то зачем там мои снимки?

«У вас необычное лицо», — напечатала Анна.

— У бородатой женщины в цирке тоже. Но ведь ее вы не захотите снимать?

«Я серьезно! — напечатала она. — Ваше лицо очень выразительно».

Он засмеялся.

— Оно говорит: не верь глазам своим.

Но она продолжала пристально смотреть на него, и вскоре Джеку стало не до смеха. Он даже перестал улыбаться, потому что она повернулась в кресле и передвинулась на самый его край, а затем, подняв руки, обхватила ими его лицо. Ее прикосновение было легким, почти незаметным, но Джеку казалось, будто Анна прижала к его щекам раскаленные утюги.

Он следил за выражением ее глаз, рассматривающих черты его лица. Вот Анна наклонила голову, и ее волосы скользнули по рукам Джека; его пальцы так сильно вцепились в спинку стула, что, должно быть, побелели. Джек не двигался, боясь спугнуть очарование момента и не понимая, что она нашла такого интересного в его физиономии.

Он ничего не говорил. Не отстранялся. Он оставался недвижим.

Придвинувшись еще ближе, так что ее бедра едва касались кресла, Анна погладила пальцами разбегавшиеся из уголков глаз морщинки, а затем дотронулась до бровей. Закончив с ними, она провела указательным пальцем вдоль носа до самого его кончика.

Ее руки снова обхватили подбородок Джека, и большие пальцы соединились как раз под нижней губой. Пошевельнувшись, они вновь встретились посередине, а затем Анна убрала руки и, сжав кулаки, прижала к своему подбородку, как ребенок, застигнутый за каким-то недозволенным занятием.

Сердце Джека бешено колотилось. И не потому, что подобные эротические эксперименты были для него в диковинку.

Вовсе нет. Невинность он утратил в пятнадцатилетнем возрасте со шлюхой-одноклассницей во время первого и единственного посещения школьного вечера. Под звуки медленного танца она вытащила Джека из украшенного бумажными гвоздиками физкультурного зала в пустой, темный коридор, и там, пока «Би джиз» пели о том, что никто больше не узнает такого блаженства, все и свершилось.