Операция "Фауст" - Евгений Федоровский

– Вы делаете больше, чем положено по контракту, Бер. Работаете даже вечером и ночью.

– Я никак не могу найти нужный вам сплав, чтобы не включать в него те же дефицитные никель и марганец.

– Я не о том. Почему вы, русские, не цените свободное время? Или это в вашем характере?

Бер не ответил.

– Господин капитан, другая камера тоже прохудилась? – крикнул Йошка, завинчивая гайки на заднем колесе.

– Да, черт побери!

– Залатать?

Айнбиндер посмотрел на часы:

– Давай! Мы все равно опоздали.

– Как здоровье господина Хохмайстера? – через некоторое время спросил Бер.

– С глаз повязку сняли, но пока неясно, будет ли он видеть… Хотелось бы доделать работу до его приезда.

– Беда в том, господин Айнбиндер, что мы стремимся совместить несовместимое. У нас есть басня о том, как лебедь, рак и щука взялись тянуть воз. Лебедь рвался в небо, рак пятился назад, щука тянула в воду… Мы с вами тоже пытаемся найти такой сплав, в котором уживались бы абсолютно противоположные качества – легкость, дешевизна и прочность.

– Последние испытания отнюдь не вызвали у меня восторга, – задумчиво произнес Айнбиндер. – Если три «фауста» из десяти будут взрываться в руках стрелков, нас объявят врагами рейха.

– Вам сделают снисхождение. Вы немец. Меня же посчитают агентом русских и вздернут на виселицу. – Бер выдавил нервный смешок.

Йошка заклеил и запасную камеру.

– Готово, господин капитан!

Айнбиндер протянул ему пачку дорогих сигарет «Даннвин», но Йошка отказался принять подарок:

– Извините, я курю «Драву». Если хотите отблагодарить, позвольте отвезти вас, куда прикажете. Соскучился по баранке.

– Хорошо, только за ворота, – согласился Айнбиндер.

Йошка завел мотор, плавно стронулся с места. Выехав на шоссе, он нажал на педаль тормоза. Айнбиндер открыл дверцу:

– Дальше поведу сам, а ты топай назад.

– Если понадоблюсь, готов услужить. – Йошка скользнул взглядом по каменному лицу Бера. – Знаете ли, господин капитан, пропадаю без дела. Не отдых, одно томление.

– Ладно, иди! – Айнбиндер занял место за рулем и рванул «опель» вперед.

Йошка пошел к флигелю. На душе стало поспокойней. Ему удалось подслушать важный разговор. Однако Павел, увидев беспечно шагавшего денщика, с деланным гневом спросил:

– Где ты пропадал?

– Выполнял приказание господина капитана, – вытянулся Йошка, крикнув достаточно громко, чтобы его ответ долетел до оттопыренных ушей Франца Штефи, вышедшего в сад к обычному месту перед мольбертом.

– Немедленно принимайся за уборку!

Они прошли к флигелю, остановились у черного входа. Здесь Йошка покаялся в проколе колес и рассказал об услышанном.

– Где нож? – спросил Павел.

Йошка вытащил свой складень.

– Сейчас же избавься от него!

Как понял Павел, Березенко вместе с Айнбиндером в лаборатории где-то за городом ведут доводку сплава для ствола «фаустпатрона», а конструктор Хохмайстер неизвестно от чего ослеп, но скоро должен приехать в Розенхейм. Если это тот самый Хохмайстер, с которым Павел встречался в Карлсхорсте в сороковом году, то дело принимает серьезный оборот.

Нависала угроза провала и в том случае, если кто-нибудь из обитателей пансиона видел из окон дома, как Йошка подходил к «опелю». Определить расположение окон в пансионе Павел поручил Нине.

В вестибюле Нина увидела Франтишку. Девушка мыла окна, смачивая тряпку в каком-то голубом растворе.

– Примет ли меня сейчас фрау Штефи? – спросила она.

– Конечно. Пройдите наверх, там ее комнаты.

В руках хозяйки были вязальные спицы, на коленях лежал клубок толстых шерстяных ниток.

– Боже мой! На дворе лето, а вы занимаетесь зимними вещами!

– Вот уже три года я сдаю в фонд «зимней помощи» по два десятка перчаток для наших солдат, – с достоинством произнесла фрау Штефи.

Она кивнула на цветастую софу перед своим креслом. Но Нина не села, а подошла к окну, выходящему на площадку перед парадным:

– Отсюда прелестный вид! Здесь вы проводите все время?

– А что остается делать старой женщине?

– Я пришла дать вам добрый совет.

Фрау Штефи с интересом посмотрела на Нину.

– Слушаю.

– Когда мы с мужем ехали сюда, с нами было много беженцев из северных городов Германии. Со временем их будет еще больше. Война затягивается, а бомбежки усиливаются. Цены за пансион поднимутся в два-три раза…

– Мне уже навязывали несколько семей. Только благодаря вмешательству нашего влиятельного друга арбайтсфюрера Лютца мне удалось отбиться от новых постояльцев.

– Вы не совсем правильно меня поняли, – мягко сказала Нина. – Наоборот, я хочу убедить вас в расширении пансиона. Это даст вам несомненную выгоду. Даже в том флигеле, где вы любезно поселили нас, при минимальной достройке могут поселиться три семьи. А основной дом можно переделать в здание гостиничного типа. Я немножко архитектор и хоть завтра представлю вам проект и примерную смету расходов. У вас есть план дома?

– Разумеется. При покупке виллы мне предъявили план вместе с правом собственности и возможностью наследования. – Фрау Штефи отложила вязанье, поднялась с кресла. – Идемте в спальню, там у меня хранятся документы.

Из окон спальни Нина тоже увидела площадку перед парадным, где оставлял «опель» Айнбиндер.

– У вас завтрак точно в девять? – спросила она как бы между прочим.

– И не минутой позже. – Фрау Штефи несколько удивил вопрос. – А что?

– Я думала, что смогу в это время увидеть вас в саду, чтобы поговорить о своем предложении, а зайти в дом постеснялась…

– Я сразу оценила ваш такт, милая! У меня в доме чувствуйте себя свободно!

Из комода с множеством выдвижных ящичков фрау Штефи извлекла папку с документами. Нина взяла только план.

– Фрау Штефи, я буду вам очень признательна, если вы согласитесь показать мне и остальные комнаты, чтобы я могла прикинуть свой проект. Мне даже не терпится скорее сесть за дело, – сказала Нина тоном, словно хозяйка уже согласилась с перестройкой.

Сообразив, что в предложении Нины есть здравый смысл, фрау Штефи взяла связку ключей. Оживленно болтая, женщины прошли по всем комнатам, коридорам, кладовым, чуланам на первом и втором этажах, поднялись и в кабинет Бера.

– Это комната Артура, – вздохнула фрау Штефи. – Младшего я любила больше, чем Франца. Он рос болезненным мальчиком. Когда же Франц без моего благословения женился на Кларе, мы стали с ним совсем чужими людьми.