Война дезертиров. Мечи против пушек - Юрий Валин

Девочка попробовала подцепить коготками головку винта. Катрин затаила дыхание. Когти в углубление не помещались. Ничего не выйдет. Катрин была готова выматериться, но суккуб, сохраняя невозмутимость, поменяла пальцы. Теперь она старалась зацепить болт мизинцами обеих рук. Катрин держала кисти неудобно вывернутыми и толком ничего не видела. Сама желтоглазая девчонка в свете тусклого светильника не нуждалась. Неохотно заскрипел, поворачиваясь, болт. Почти тут же сломался узкий коготок суккуба. Катрин охнула. Девчонка отдернула лапку, слизнула кровь. И тут же потянулась продолжать…

…Когда левая рука освободилась, Катрин едва могла сидеть. Спина затекла, от неподвижного сидения ныли мускулы.

— Спасибо, — шепотом поблагодарила Катрин, растирая ободранное запястье. Суккуб посмотрела на нее и осторожным движением уложила на солому. Прилегла рядом и немедленно принялась за болты на правой руке…

Катрин смотрела в низкий и темный потолок. Из швов кладки свешивались паутина белых прозрачных корней. Нужно было думать о вещах насущных, но думалось об ином. О прохладном бедре. Об аромате кожи, с которым никакие духи и близко не сравнятся. Катрин кусала губы и боролась с желанием потереться лицом о копну черных кудрей. Ночное создание лежало спиной к ней. Кажется, девчонка могла переупрямить любое железо…

Наконец, Катрин услышала металлический скрип — наручники окончательно раскрылись. Катрин вздохнула: кажется, проклятые железки уже не являлись главным предметом ее забот. Рука шпионки была перекинута через узкую спину суккуба, и разорвать это невольное объятие не было сил. Желтоглазый демон повернулся: Катрин увидела маленький, обведенный траурной каймой рот и понимающую полуулыбку — суккуб чувствовала вожделение, овладевающее девушкой, яснее, чем если бы Катрин в голос вопила о своем желании.

Катрин обхватила узкие плечи. Потянулась к приоткрытому для поцелуя рту, и прошептала:

— Убьешь меня?

— Если захочешь, — прошелестело в ответ…

…Пропала шпионка. Растворенная во тьме похоти, в предчувствии подступающей гибели… Если суккуб была голодной тварью, то кем же была сама Катрин? Что человеческого оставалось в этом трепещущем, упивающемся собственным распадом теле? Разум давным-давно отказался понимать, что творит плоть. Рай оказался устлан черным каменным бархатом. Дышал, топил в себе шпионку. И дышать самой было уже не нужно…

— Хочешь? До конца? До конца… — настойчивый шепот бился в голове, мешал.

— Ничего не хочу. Пусть так продолжается. Только пусть продолжается, — застонала Катрин. Звук собственного голоса изумил. Неужели еще жива?

Проще было выстрелить себе в висок. Усилие, которое приложила Катрин, отрывая от себя суккуба, казалось, навсегда оборвет ее собственную жизнь. Девушка никогда не подозревала, что можно с такой силой жаждать не жить.

Не жить. Не-жить. Нежить.

Девушка-суккуб стояла на четвереньках между раскинутых ног шпионки.

— Ты остановила меня? — прошептала Катрин.

Суккуб покачала головой. Катрин скорее прочла по губам, чем услышала:

— Не я. Только ты. Можешь. Остановить. Прости, — ночная девушка мелко содрогалась от болезненного, невыносимого желания продолжить. Катрин видела зеркальное отражение собственного безумия.

«Каким чудом я удержалась?»

Катрин сгребла прелестное существо за волосы, рывком повалила на солому рядом с собой.

— Нет, маленькая, глупо спешить умирать. Когда можно умереть еще раз.

Погрузившийся в нежный рот язык скользнул по острым клыкам. Наплевать, пусть будут зубы, как у акулы. Катрин до визга хотелось продолжать. Забыть навсегда о цепях, дверях, свободе, мести…

Руки суккуба обвились вокруг ее шеи.

— Нет, — зарычала Катрин. — Нельзя! Понимаешь, моя тварь?

Разорвать объятия было трудно. Отодвинуться совсем — невозможно.

— Как тебя зовут? — прошептала Катрин.

— Блоод. Ты должна. Меня убить.

— Наверняка. Придется сделать это, или мы обе обречены.

— Убей. Все равно. Умру, — шепот суккуба был едва слышен.

— Вообще-то мы все умрем. Зачем торопиться?

— Я обречена. Попробовала. Кровь брата.

— Этот? — Катрин мотнула головой в сторону трупа. — Родственник, значит? Соболезную. Но мне казалось, что вы были не слишком близки.

— Запрет… Я сделала то. Что нельзя.

— Ну, в этой жизни много чего нельзя. Я тоже нарушила запрет. А, разговаривая, мы нарушаем, должно быть, аж два запрета.

— Да. Но я должна. Умереть.

— Непременно. Поклянись, что не предашь меня, и обещаю, умрешь весело и неординарно. Вот сроки определять не будем. В этой жизни уйма развлечений, кроме радостей плоти и свежей крови. Тебе могут выбить зубы, обрезать уши и изнасиловать. Правда, интересно?

— Да. Говоришь смешно. Я сделаю все. Для тебя. Но я. Не человек…

— Если в общих чертах, то я заметила. В деталях разберемся позже. Я могу оставить тебя за спиной, Блоод?

— Да. Только не наклоняйся…

Катрин зажала себе рот. Нервный хохот рвался наружу. Ох, как забавна эта жизнь! Просто чудовищно…

Клыки, когти и ногти здесь помочь не могли. Ножовка по металлу была бы в самый раз. Кольцо на щиколотке Блоод оказалось намертво заклепано. С ошейником Катрин дело было не так однозначно. Судя по смутным объяснениям желтокожей взломщицы, там висел грубый, но надежный замок. Сама Катрин ничего разглядеть под собственным подбородком не могла. На ощупь замок казался ерундой. Вот только чем в нем поковыряться? В швах рубашки шпионка ничего не нащупала. Какую-нибудь проволочку или иглу? Карманы на штанах отсутствовали, как и большая часть штанов. Девочка помогла Катрин стащить сапоги. Из правого с отчетливым звяканьем вывалилось что-то маленькое. Катрин тупо уставилась на булавку длиной с указательный палец. Ох, ну ты и дура! Будешь должна будущей королеве.

— Мир, он не без добрых людей. Как-то легче становится, когда о тебе заботятся.

Девушка-суккуб молчала. Очевидно, имела собственное мнение о людской доброте.

…Ковырялись с замком долго. Катрин боялась сгибать драгоценную булавку. Время шло, и шпионка боялась услышать лязг открывающейся двери. Но обсуждать этот вопрос было преждевременно. Замок поддался тонким пальцам Блоод. Положительно, суккубы оказались чрезвычайно талантливыми созданиями.

Катрин блаженно крутила освободившейся шеей. Желтокожая что-то прошептала. Расслышать ее было трудно, но говорить громче ночная девушка попросту не могла. Катрин опустилась на колени рядом с ней.

— Оставишь меня? Не оставляй. Живой, — шептала союзница.

Катрин погладила кудрявую голову:

— Поскольку ты мне горло не прокусила, не вижу причин избавляться от столь дисциплинированного и полезного существа. Кроме того, отсюда надо еще как-то выйти. Если мы справимся с охраной, то и с твоей цепью управимся. Так что долой пораженческие настроения. Нам следует хорошенько поразмыслить. Кстати, вас здесь вообще-то кормят?