Разрушу твою жизнь - Елена Рахманина

Но судьба распорядилась иначе.

Разве мне нужна была дочка Вишневского? Вовсе нет.

Вот только, когда познакомился с Маугли, с глаз пелена спала. Все прошлые потребности, стремления стали вдруг плоскими, пресными, безвкусными. Словно вышел из матрицы и обнаружил настоящий мир.

Видел её и понимал, что день станет весёлым. Опасным и весёлым. В борьбе со своим желанием убить её и прикопать на участке рядом с домом. С трудом себя каждый раз сдерживал, чтобы до конца не сжать пальцы на её тонкой шейке. И останавливался лишь потому, что мне было интересно, какой фортель она выкинет в очередной раз.

Знай я с самого начала, чья она дочь, не подпустил бы так близко. Не позволил бы ей так глубоко пробраться. Опутать сердце своими тонкими ручками.

– Врачи сказали, что тебя можно ненадолго потревожить, – вывел из дум голос Якуба.

Усмехнулся, взглянув на брата.

Мы и не в такие заварушки попадали. Только сейчас, видимо, расслабился. Отчего-то решил, что Соломон не станет рисковать шкурой. Но, должно быть, недооценил его чувства к Васе. Ведь она причина того, что пули полетели в мою сторону.

Он хотел избавиться от меня. Когда я оставил его в живых. Ошибки случаются. Эта пока не смертельная.

– Тревожь, – ответил, ощущая слабость в теле.

Расстраивало, что Василисы рядом нет. Казалось, она исцелит меня раньше лекарств и врачей. Но, наверное, имелись веские причины её отсутствия в палате. И я хотел их знать.

– Получил выписку из больничной карты Вишневской Василисы Васильевны.

Знал брата, читал по его лицу все мысли. И сейчас он явно пытался скрыть свои чувства.

По привычке приподнялся, тут же ощутив боль. Поморщился, сцепляя зубы. И забирая из его рук документы.

Я и без того был в курсе содержимого бумаг. Запрос их всего лишь формальность. Потому что мне хотелось лично увидеть причину, по которой мой ребенок не родился.

Конечно, незащищённый секс вовсе не гарантия беременности. Но я странным образом не сомневался, что залетит от меня.

И когда год назад мне доложили, что Василиса сделала аборт, часть моего сердца, принадлежавшего ей, отмерла. Осыпалась и превратилась в прах.

Если она избавилась от нашего ребёнка, выходит, я для неё не просто ничего не значу. Она меня смертельно ненавидит. Так ненавидит, что смогла убить то, что нас связывало.

Я боролся весь год с желанием её увидеть. Поговорить. Потребовать объяснений.

Но каждый раз мешала гордость. Задетое самолюбие. Стремление забыть. Выкинуть из головы. Сожалеть о нашем знакомстве.

Обманывал себя, что еду в Испанию ради вендетты с её отцом. Но на деле меня тянуло к ней как магнитом.

И вот сейчас, перечитывая строки, вновь испытал забытую боль. Вобрал в лёгкие воздух. Его стало вдруг резко не хватать.

Медикаментозное прерывание беременности.

Простые слова, ещё раз провернувшие нож в моём сердце.

Сцепил зубы до треска. Прикрыл на мгновение глаза.

Медленно выдохнул горячий воздух из лёгких.

– Где она сейчас?

Опять это выражение на его лице. Хотелось пройтись по нему кулаком, лишь бы не видеть, как брат отводит глаза.

– Где? – повторил тихо, но слышал вместо слов рык раненого зверя.

– Она сбежала, когда ты находился в операционной, из больницы к Соломону, брат. Они планировали улететь обратно в Испанию. Я их остановил. Некоторое время она провела в обезьяннике, потом её отпустили. Она приходила сюда. Но я не уверен был, что её разумно впускать в твою палату.

Каждое слово – очередной удар.

Кивнул, будто ожидал чего-то подобного. Хотя это ни хрена не так.

Нет, не ожидал.

Не сомневался, что она испытывает ко мне те же чувства, что и я. Но, должно быть, ошибся.

Крупно просчитался, раз решил, что она способна простить меня. Списать грехи со счетов.

Но я недооценил её преданность семье и Соломону.

И ненависть ко мне.

Не хотел её видеть. Слышать. Знать её не желал.

Преодолевал себя каждый день, пока выкарабкивался.

Когда она заявилась в больницу, думал, сорвусь. Сообщили, что меня хотят навестить. Слышал, как она ругается с медсестрой. Как её не пускает охрана, получившая от меня чёткие инструкции.

Нужно переждать. Со временем чувства пройдут и станет легче. Не могут не пройти. Но сейчас казалось, будто дышать не способен. В легких не хватало воздуха. То ли от пуль, то ли из-за неё.

Сучка.

Вот вляпался по самые уши в неё.

Потёр лицо, опустив стопы на пол. Ещё рано, нельзя. Но от её голоса все внутренности сводило судорогой.

Зарёкся, что не стану выяснять ничего о её судьбе.

Соломон за решёткой. И оттуда уже не выйдет.

Отец её зависит от меня. И если мне что-то не понравится в его поведении, его тоже не станет.

Не знал, как она будет выбираться из своего болота. Может быть, найдет себе папика. С её внешностью это не проблема.

Мне бы, наверное, так даже было бы проще. Ощутить разочарование. Горькое, как пилюля. Но лечебное.

Только почему-то, вместо того чтобы висеть на чьей-то шее, она устроилась на работу в ресторан. В мой ресторан.

Смотрел на неё, будто видел впервые в жизни. Волосы, туго затянутые в хвостик. Лисьи глаза, впившиеся мне в душу. Обратил внимание, как её руки дрожат. На щеках румянец.

Что она тут забыла в одежде официантки?

Василиса

Шамиль обжёг взглядом, откинулся на спинку стула, некоторое время изучая меня. Проявляя неприличный интерес к обслуживающему персоналу. В моём лице.

Его спутница переводила непонимающий взгляд с меня на него. А моё сердце трепыхалось в груди, как после бега. От глупой надежды, что мы наконец поговорим. Что он не оставит меня.

– Чёрный кофе и двойной капучино, – разбил мечты вдребезги, делая заказ за себя и спутницу, вкусы которой знал.

Секретарь, помощница? Он их всех в модельных агентствах подбирает, что ли, для услады глаз?

Отошла от столика на ватных ногах, ощущая зуд в районе макушки. Руки дрожали, сердце колотилось.

Разочарование на вкус кислое. Противное, протухшее.

Почему его глаза такие колючие и холодные? Никогда он на меня так не смотрел прежде.

Со злостью, с удивлением, с раздражением. Но не с безразличием.

Злится, что я сбежала из больницы к Соломону?