Место встречи изменить нельзя. Эра милосердия. Ощупью в полдень - Георгий Вайнер

– Светлана Петровна, а может быть, делишки у них есть общие?

– Нет-нет, я уверена, что Ручников ни с кем никаких дел не имеет. Он мне всегда говорил, что у него специальность ювелирная и компаний ему не надо…

– А Аня, она всегда с Фоксом бывает?

Я смотрел на Жеглова – очень хорошо он допрашивал, в его вопросах не было угловатой протокольной жесткости, он давил ее очень мягко, настырно, словно любознательный сосед-сплетник в домашнем разговоре за стаканом чая, и сыпались вопросы безостановочно, вроде бессистемно, но таким образом, что она сосредоточиться не успевала.

– Аня? – переспросила Волокушина. – Кажется, всегда. Она ему жена. Или полюбовница, точно уж не могу сказать.

– А где живут они?

Волокушина руки прижала к груди:

– Честное слово, не знаю!

– Она блатная? – быстро и жестко спросил Жеглов.

– Нет, она похожа на приличную женщину… – удивилась Волокушина, и я видел, что Жеглов усмехнулся уголком рта: по тону Волокушиной было очевидно, что она и себя считает безусловно приличной женщиной.

– Они при вас разговаривали о своих делах? – поинтересовался Жеглов.

– Ну как-то так, между прочим. Они вообще о своих делах мало говорили. Но и от нас вроде бы не таились…

– Понятно… – протянул Жеглов. – Понятно… А чем Аня занимается?

– По-моему, она на железной дороге работает.

– На железной дороге? – Жеглов вцепился в нее бульдогом. – Кем? Стрелочницей? Проводницей? Кочегаром?

– Нет, что вы! Она как-то говорила – я не придала этому значения – про вагон-ресторан. Может быть, она официанткой работает? Или на кухне?..

– На кухне, на кухне, на кухне… – быстро повторял Жеглов, потом поднял на меня взгляд, через голову Волокушиной спросил: – Володя, смекаешь?

– Продукты с базы и из магазина, – кивнул я.

– Это ведь Эльдорадо, Клондайк, золотые россыпи – через вагон-ресторан пропустить такую тьму продовольствия, – покачал головой Жеглов, потом поднял тяжелый взгляд на Волокушину и сказал очень внушительно: – А теперь вспоминайте, Светлана Петровна, очень старательно, изо всех сил припоминайте – от этого, может быть, вся ваша судьба зависит… Как они связывались – Ручников с Фоксом?

В глазах у Волокушиной была затравленность насмерть перепуганного животного. Жеглов, с его плавными движениями, мягкими жестами, вкрадчивым голосом, приковывал к себе ее внимание, как удав, и, если бы из дырки в полу вдруг вылетел Змей Горыныч, наверное, он не привел бы ее в такой ужас.

– Ручников звонил пару раз Ане по телефону, – срывающимся голосом говорила Волокушина. – Но обычно Фокс сам звонил ко мне домой…

– Так, хорошо, – мотнул головой Жеглов. – Давайте, давайте припоминайте: о чем говорил Ручников с Аней по телефону?

– Я не уверена, но мне кажется, что он с ней и не разговаривал…

– А как же?

– Он говорил, один раз я это точно слышала: «Передайте Ане, что звонил Ручников». – И я видел, что Жеглов добился от нее искренности, она сейчас наверняка говорила правду.

– А что, Аня перезванивала вам после этого? – Жеглов стоял около нее, и я все ждал, когда он поставит свой хромовый сапожок на перекладину ее стула, но он удержался, а может, это было излишним – он уже достиг с ней контакта.

– Нет, после этого звонил Фокс. Мне кажется, что Аня никогда к нам не звонила…

– Прекрасно, прекрасно, очень хорошо, – бормотал себе под нос Жеглов, потом быстро спросил: – Как выглядит Фокс? Внешность, во что одевается?

Волокушина, припоминая внешность Фокса, задумалась, а Жеглов подошел ко мне и шепнул:

– Отвези Ручечника на Петровку и выколоти из него телефон Ани. Чтобы телефон был во что бы то ни стало! Крути его как хочешь, но расколи, душа из него вон! «Фердинанд» сразу верни за нами…

Я задержался в дверях, потому что услышал слова Волокушиной:

– …Всегда ходит в военной форме без погон, но форма дорогая, как у старших офицеров. И на кителе у него орден Отечественной войны. И две нашивки за тяжелые ранения…

Это меня почему-то очень разозлило и даже как-то обидело – тварь такая, носит ворованный орден! Я и мысли не допускал, что у него могут быть свои награды. Бандит, тыловая сволочь, крыса…

И весь свой заряд злости на Фокса я разрядил в Ручечника. Он сидел с очень гордым и обиженным видом на задней скамейке в нашем автобусе и выстукивал на зубариках какую-то грустную мелодию. Копырин кивнул на него головой:

– Талант у личности пропадает, мог им кормиться заместо воровства…

А Тараскин не очень к случаю вспомнил особо понравившееся место из «Без вины виноватых»:

– Им, бросающим своих детей, все до лампочки…

Я подошел к Ручечнику и негромко сказал:

– Встать!

Он сердито и удивленно посмотрел на меня и, покрываясь красными пятнами досады и озлобления, крикнул:

– Ты тут не командуй! Найду на вас, псов проклятых, управу!

– Фоксу, что ли, на меня пожалуешься? – спросил я его серьезно и дернул за ворот красивого серого макинтоша: – Встать, я тебе сказал!

Он, видимо, сообразил, что у меня рука не легче, чем у дружка его Фокса, и проворно вскочил, злобно бубня себе что-то под нос. Я сказал Копырину:

– Давай на Петровку. – И стал быстро обыскивать Ручечника.

В кармане у него нашел большой шелковый платок и велел Тараскину свернуть его кульком. Все остальное из карманов складывал в этот узелок. А себе оставил только его записную книжку – в красном кожаном переплете, с фигурным зажимом-замочком и маленьким золотым карандашиком. Необычная это была книжечка: на всех страницах алфавита – только номера телефонов, без имен и фамилий. Штук сто номеров, и некоторые из них были с какими-то пометками – галочками, звездочками, крестиками, восклицательными знаками. Проверять их все – на месяц крутовни хватит. Но, правда, нам сейчас проверять их все и не надо было, этим можно будет позже, не спеша заняться. Две страницы меня интересовали – на «А» и на «Ф». Я рассуждал таким образом: если телефон Ани записан не на ее имя, то на имя Фокса. Так что или на «А», или на «Ф».

Автобус остановился в Каретном переулке, я взял Ручечника под руку и сказал ему таким тоном, будто мы уже с ним обо всем договорились заранее:

– Идем, Ручечник, сейчас мы с тобой Аню наберем, попросим к нам звякнуть.

Он дернулся, вроде бы руку хотел вырвать, но я его держал железно и тащил быстро за собой в подъезд. И он пробормотал только:

– Вот ты ей сам и звони и сам договаривайся…

На страничке «А» было три телефона, а на страничке «Ф» один. И пока шли по лестницам и коридорам, я быстро соображал, на какой номер мне надо точно указать Ручечнику, чтобы свалить его одним ударом.