Непорядок вещей - Рут Ренделл

— Скажи, Эдвард, ты любишь сестру?

— Конечно, люблю. Она же моя сестра.

Фэй Девениш заплакала. Казалось, естественная реакция двенадцатилетнего мальчика, особенно воспитанного в такой среде, — подойти к матери и обнять ее за плечи, или хотя бы попытаться успокоить. Но Эдвард продолжал сидеть с каменным лицом. Он смотрел в сторону. Мать, промокнув глаза платком, невероятным усилием воли взяла себя в руки.

— А ты никогда не думал, что было бы лучше без сестры? — продолжил Вексфорд — Если бы она, скажем, не родилась.

Фэй охнула, как обычно делают женщины, когда порежутся, или их укусит насекомое.

— Прошу меня извинить, миссис Девениш, но пусть мальчик ответит.

Она обреченно кивнула.

— Эдвард, — окликнул Вексфорд.

— Не знаю, — сказал мальчик с прежней интонацией. — Я привык к тому, что она есть. — Он поколебался. — Ну, я как бы думал, что забавно, то есть странно, что она появилась, когда мы с Робертом уже так выросли.

— Тебе никогда не хотелось ей как-то навредить?

— Господин старший инспектор, простите, но я такого не потерплю. — Впервые при нем она говорила столь решительно. Бледные щеки порозовели, глаза засветились. — Я не могу спокойно сидеть и слушать подобные вопросы.

— Хорошо, миссис Девениш. Пожалуй, на этом все, Эдвард.

— Я могу идти?

— Да, конечно, и попроси зайти брата.

Роберт был ниже Эдварда, но года через два, вероятно, догонит его. На лицах многих детей, особенно мальчиков, нередко читается изумление или вопрос, что, впрочем, неудивительно, думал Вексфорд, учитывая, в каком мире они живут. Но в глазах этих мальчиков он видел чувство более сильное, такое нечасто бывает у детей — ошеломление. Особенно, когда оба смотрели на мать.

Роберта он также расспросил о той ночи, но мальчик помнил еще меньше, чем брат. На вопрос «любит ли он Санчию», ответил так, как Вексфорд и предполагал:

— Конечно, я любил ее.

Вексфорд обратил внимание на прошедшее время. А вот Фэй, кажется, нет. Она лишь охнула, когда Роберт сказал:

— Она умерла, да? В школе так говорят.

Вексфорд продолжил:

— Роберт, ты не знаешь подругу матери по имени Джейн? Мисс Джейн Эндрюс?

Вместо мальчика быстро, слишком быстро, ответила Фэй:

— Она мне не подруга.

— Роберт, ответь.

— Кажется, да. Она приходила к нам, правда, очень давно. С тех пор мы ее не видели.

Вексфорд отпустил мальчика. Когда дверь за ним закрылась, Фэй снова заплакала.

— Она мне не подруга, не подруга. Вы не должны были говорить о ней при детях.

— Я понимаю, как вам тяжело, миссис Девениш, но прежде чем я уйду, позвольте спросить у вас еще кое-что.

— Да, пожалуйста, но зря вы. Хотя что уж теперь. — Она вытащила новую салфетку из лежащей на столе упаковки, решительно вытерла глаза и нос и произнесла: — Не буду больше плакать. Что вы еще хотите знать?

— Не столько знать, сколько получить. Помните, когда я попросил фотографию Санчии, вы ответили, что есть только общие семейные снимки. Тогда я отказался, но сейчас, с вашего позволения, я бы хотел их увидеть. Все же лучше, чем ничего.

— С минуты на минуту придет муж.

— Замечательно. Одной вам лучше не оставаться надолго. Но разве это как-то мешает принести фотографии? Оказалось, что в нашем распоряжении всего один нечеткий снимок из «Курьера», к тому же не оригинал, а газетный отпечаток.

— Я видела эту фотографию в газете, — сказала она, словно оправдываясь. — Не представляю, где ее сняли.

— Может быть, все же поищете? — повторил он настойчиво, поскольку знал, что приход Девениша может положить конец всему, чего он успел добиться за этот визит. — Пожалуйста, миссис Девениш.

Она неохотно подчинилась. Беседа проходила в гостиной, и Вексфорд слышал, как Фэй вошла в кабинет мужа, затем поднялась на второй этаж. Он снова спросил себя, почему девочка не умеет или не хочет разговаривать; почему у мальчиков такой встревоженный взгляд; и новый вопрос, на который тоже пока нет ответа, — почему Фэй заплакала, когда он всего лишь спросил старшего паренька, любит ли он сестру. И неужели она так ненавидит Джейн Эндрюс, что слово «подруга» из его уст вызвало столь болезненную реакцию?

Когда Фэй вернулась, он заметил некоторые перемены. Она напудрила лицо, надушилась, подкрасила глаза, губы и переобулась в более изящные туфли. И что-то сделала с прической, отчего та стала выглядеть пышнее.

— Вот, — сказала она. — Боюсь, больше нет.

Всего четыре фотографии, и те семейные, однако разглядеть он их не смог, потому что в замочной скважине повернулся ключ. Фэй Девениш подскочила на месте. Пришел ее муж.

— Можно их взять с собой? — быстро спросил Вексфорд. — Мы их, конечно, вернем.

— Забирайте.

Она прошептала это тихо и быстро, словно шпион, передающий вражескому агенту секретные планы. Встала, быстро разгладила платье, будто хотела стряхнуть усталость, печаль и тревогу.

— Я как раз собирался уходить, — сказал Вексфорд Девенишу, когда тот появился в гостиной.

Он поцеловал жену. Не просто приветственный поцелуй, а страстный, подумал Вексфорд, почувствовав себя неловко, так не целуются при посторонних. Губы Девениша задержались на покорных полуоткрытых устах Фэй, затем он медленно оторвался. И с радушной улыбкой протянул Вексфорду руку, извинившись, к его удивлению, что причиняет полиции столько хлопот. Вексфорд же, как всегда в подобных ситуациях, ответил, что всего лишь делает свою работу. По пути к машине он задумался, показалось ли ему, или же миссис Девениш действительно хотела, чтобы он остался, посидел с ней еще немного. Но все же переоделась к приходу мужа, и, кажется, с удовольствием ответила на его поцелуй.

— Все думаю об их старшем сыне, Эдварде, — сказал Вексфорд Бёрдену, когда они встретились в «Европлэйте». — Оба ничего толком не ответили. Они замкнутые и скрытные, в глазах тревога. Я даже подумал, не бьют ли их.

— Отец? — уточнил Бёрден.

— Можно предположить. Доказательств нет. Хотя, может быть, такие мысли приходят в голову после истории с Томми Смитом. Это даже не мысли, просто впечатление.

— На самом деле, — сказал Бёрден, — тема жестокого обращения с детьми сейчас в моде. Газету нельзя открыть, чтобы не наткнуться на описание очередного жуткого случая. Это все ужасно, но не так уж и распространено. К тому же не представляю Стивена Девениша домашним тираном.

— Не знаю. Судя по всему, он способен на жестокость, и характер у него взрывной. Что себе закажешь? Здесь три вида селедки с картофельным гарниром — это что-то шведское. Или, может, венгерский гуляш? Венгрия тоже члена Евросоюза?