Я не выйду за варвара - Мирослава Вишневецкая

Мои глаза широко распахнулись от шока, что немало порадовало этого негодяя, сделав улыбку еще шире. Но я быстро пришла в себя и нашла способ стереть усмешку с его лица.

— Ну так пусть рискнет. — произнесла я.

Ответом мне послужил громкий шлепок и неразборчивые слова. Бедняжка Анджей не выдержал, ударив ладонью себя по лбу. Я слишком плохо знаю нордорийский, но что-то мне подсказывает, что мальчишка озвучил не самые цензурные слова из нордорийского лексикона. Зато процеженное Витторио сквозь зубы: «Пошли вон!» я разобрать сумела. И Анджей с Годриком тоже. Они вмиг испарились из кабинета. И я осталась одна. Совсем одна. Один на один с северянином, смотревшим на меня, как на дичь.

Вот тогда-то мне и стало по-настоящему страшно. Ведь Эрл Витторио ненавидит меня. То хотел обесчестить и унизить прямо в моих покоях, то теперь смеется над моими требованиями мне прямо в лицо. Только и ищет повод, чтобы сделать больно. А я же рада стараться. Сама даю ему этот повод. И он не задумываясь воспользуется им. Высечет меня, даже рука ни разу не дрогнет.

Эрл продолжал гипнотизировать меня своими сапфировыми глазами, не давая сдвинуться с места. Пока его рука медленно скользнула в бок, рядом с мечем, откуда он вытянул кнут. Витторио пугающе долго разворачивал согнутую во много раз веревку то ли наслаждаясь этим моментом, то ли давая мне время передумать и извиниться.

Но только вот я не передумаю. Не стану падать ниц на колени и просить у него прощения. Потому что это не я ворвалась в его земли, не я убивала его родных и близких, не я отобрала у него все. И уж точно не я принуждала его к браку с тем, на кого противно даже глянуть. Это все сделал со мной он, заставляя платить не за свои грехи.

Но разве я еще не рассчиталась сполна? Разве он не видит, что он со мной сделал? Он позарился на последнее, что у меня есть — на меня саму, на мое сердце. Витторио разрушил мир не только вокруг меня, а и внутри, раздирая мою и без того израненную душу. Ему мало ее, он хочет растерзать еще и мое тело. За что? За то, что я так похожа на Вильгельма I Завоевателя? За то, что я его прямая наследница? Ну что ж, если ему станет от этого легче…

Он отходит в сторону, становясь по левый бок от меня.

Замахивается…

И я слышу, как за моей спиной проносится леденящий ветерок, кнут запевает свой протяжный свист, и "мелодия" эта пекущим ударом касается моего сердца.

Витторио:

Я ждал. До последнего ждал, что она одумается, что попытается меня остановить. Но нет. Моя гордая мучительница застыла, подобно статуе, и, переполненная чувством собственного достоинства, смиренно ждала ударов кнутом. Зная ее, она, безусловно, давно валялся бы у меня в ногах, если бы на ее месте стоял кто-то другой. Потому что Анна Аврора, равно как и я, готова была без всяких сомнений наступить на свою гордость ради блага поданного.

Но в этом своем стремлении защитить младших по статусу она напрочь забывала о нордорийском придворном протоколе, который давно уже следовало бы ей заучить — она всего лишь женщина, пусть потомок императора, а я не просто мужчина — я Эрл и она не смеет даже глаз поднимать без спросу, не то что врывать в мой кабинет.

Я не хотел с ней так поступать, но она вынудила меня, заставила. Стояла, открывая свой рот не по назначению, и так и выпрашивала, чтоб я ее выпорол по первое число. Ее словарный запас должен ограничиваться фразами: «Ваше Высочество», «дозвольте» и «Прошу Вас». Вот только я не учел одного — Анна Аврора воспитана по-другому, она эльратка и ей чужды северные порядки.

У меня сердце кровью обливалось, когда я замахивался на нее кнутом. От той Анны Авроры пол человека. Она по комплекции своей даже меньше среднестатистической эльратки. С северянками и сравнивать нечего. Совсем маленькая против них. Подумать только. Джордж может в скором времени замахиваться на нее так же. И он не будет щадить ее, сдерживая себя.

Я нанес всего пять ударов. Мое виртуозное владение кнутом, как и любым другим оружием, позволило мне сделать это не более, чем за пару секунд. Однако даже то ничтожное время казалось мне вечностью.

Первым ударом я снес с ее ясной головушки эту чертову диадему. Она раздражала меня, бесила до невозможности. Это изящное ювелирное украшение в очередной раз напоминало мне, кем является Анна Аврора. Вернее, кем бы мне очень не хотелось Ее видеть, а именно — прямой наследницей рода Бенкендорф. Ненавистна мне эта корона.

Ноша императрицы слишком тяжела для семнадцатилетней девушки, особенно рядом с таким супругом, как Джордж. Не имела б она прав на корону, я бы без раздумий спрятал Ее за стенами своего родового поместья и, захлебываясь от счастья, тихо правил бы себе от имени братца-пьянчуги, пока тот медленно умирает от пьянства.

Была и другая причина, по которой я сбросил с нее диадему. Усмирится ей следовало, вспомнить о своем титуле и правах (или их отсутствии). Она пока что не прошла коронацию, а потому должна вести себя со мной, как подобает герцогине.

Это украшение было одним из атрибутов ее положения, так же, как плащ, пояс или фибула у нордорийского аристократа. А потому снести «корону» с головы было процессом не самым приятным, если даже не оскорбительным. Так что я рад, что сей момент не застали мои поданные.

Вторым ударом я разбил золотую заколку, скреплявшую Ее черные, как ночь, волосы в косу. Мне больше нравилось, когда Она носила их распущенными. Блестящие, словно черное золото, мягкие, словно южные шелка, они просто не могли не цеплять меня и я увязал в них, как в трясине, не предпринимая попытки вырваться.

Следующий удар кнута пришелся по золотым цепочкам на спине. Меня всегда раздражали и в то же время пьянили эти волшебные звонкие звуки, что издают они при ходьбе. Мерное цоканье благородного металла в ритм Ее движений, было райской мелодией и адскими трелями в одночасье. Я устал слышать во снах их гипнотический звон, а потому разделался с ними без сожаления.

Последними двумя ударами я сломал каблуки на ее туфлях. Чтобы не ходила с больной ногой на них. Только вчера лекарь вправлял Ей ногу и говорил беречь себя. И меня, между тем, тоже беречь не помешало. Эти удары стали последними.

Лишившись опоры под пятками, моя дорогая мучительница, потеряла равновесие. И сознание тоже. Видимо все же очень испугалась свиста кнута, подумав, что я и вправду выпорю Ее, что аж лишилась чувств.

Глупенькая.

Глупенькая и наивная моя палачка.

Я скорее себя раскрою, чем позволю себе ударить тебя.

Я тут же подхватил Ее невесомую фигурку, не дав упасть, и усадил на диван. После сорвал себя плащ и замотал в него, чтобы никто не увидел, что спины Ее так и не коснулся кнут. Я был вынужден так поступить с ней ради своего авторитета и ее «воспитания». Я должен был оставаться суровым и непоколебимым Эрлом в глазах своих воинов. Показать им, что мы, нордорийцы, не имеем права на слабости.