Философы из Хуайнани (Хуайнаньцзы) - Автор Неизвестен

Никогда не приходилось слышать, чтобы что-то было на устах и не вырвалось бы, было в ощущении и не обнаружилось бы. Благородный муж печется о долге и не заботятся о выгоде; ничтожный человек жаждет выгоды и не озабочен долгом.

Учитель говорит: «Оба плачут, приговаривая: «Ты и я — как нам быть? Зачем обижаешь меня?»». Одинаково скорбят, но то, почему скорбят, — разное. Скорбь и наслаждение — эти чувства трогают человека глубоко. Копают ли землю, делают ли запруды, и тем не только изнуряют народ, но и, потворствуя своим желаниям, вносят беспорядок в живое. В обоих случаях они подчиняются чувству, но люди получают от них разное. Так, танский Яо и юйский Шунь ежедневно и неустанно занимались делами правления, а Цзе и Чжоу ежедневно самонадеянно близились к смерти и не ведали, что будут осмеяны потомками. Обычно стоит человеку выговориться, как забывают о горе и предаются веселью, а утратив то, что их радовало, впадают в скорбь. Но кому известно наслаждение жизнью, известна и скорбь смерти; знающего, что есть долг, не соблазнить выгодой, храброго не превратить в труса — как не обмануть жаждущего пустым сосудом. Люди, отдающиеся многим желаниям, наносят ущерб долгу; подверженные многим печалям наносят вред уму, а многим страхам — мужеству. Распущенность — свойство ничтожных людей, варвары все таковы. Готовность к добру — свойство благородного мужа, силой оно может поспорить с блеском солнца и луны, и всей Поднебесной этой силы не исчерпать.

Хорошо управляемое государство наслаждается тем, благодаря чему оно существует, идущее к гибели государство наслаждается тем, что его ведет к концу. Чтобы вылить металл или олово в формы, надо их расплавить. Если заботы высших о низших идут не от души, то не повести им за собой народ; а если народ остается без попечения, то рвутся скрепы, связывающие верхи с народом. Когда же правитель возвращается к корню, то связи крепнут. Высшее благоденствие — это когда все предусмотрено до мелочей и всем крупным делам дан ход.

Циский Хуань-гун был сосредоточен на крупных предприятиях и не придавал значения мелочам; цзиньский Вэнь-гун[932] был занят мелочами и не давал хода крупным делам. И потому цзиньский Вэнь-гун преуспел во внутренних покоях и потерпел неудачу на границах, а циский Хуань-гун потерпел неудачу во внутренних покоях, но укрепил положение своего двора. Вода течет вниз и обретает широкие просторы, правитель нисходит к чиновникам и преисполняется мудростью. Он не соперничает со своими подданными в их трудах, а порядок сам собой все пронизывает. Гуань Иу и Байли Си разрабатывали планы, а циский Хуань-гун и циньский Му-гун[933] следовали им.

Можно ошибиться и принять восток за запад, но заблуждение рассеется, как только взойдет солнце. Вэйский У-хоу говорил своим людям: «Детки, не щадите моей старости: если в чем ошибся, немедленно докладывайте»[934]. Он понимал, что хотя и не чувствует дряхлости, но в его годы ее не миновать. Тот, кто стар и сознает это, истинно проник в суть существования и гибели.

Людям не дано творить, они могут только действовать. Способность к действию не есть непременный залог успеха, человеческие деяния завершает Небо. Кто всю жизнь делал добро, без Неба не сделал ни шагу, кто всю жизнь вершил недоброе, без Неба не погибнет. Следовательно, добро — не от меня, счастье и несчастье — не в моей власти. Поэтому благородный муж покоряется тому, что есть в нем самом, и только Природа дается человеку Небом, судьба же предрешена временем. Если обладавший талантами не встретил своего часа, это — Небо. В чем была сила Тайгуна? В чем преступление Би Ганя? Поступки каждого определялись их природой, хоть во вред себе, хоть на пользу. Их направление — от дао, их достижение — от судьбы. Поэтому в силах благородного мужа делать добро, но не в его возможностях непременно обрести счастье, он не способен творить неправое, но из этого не следует, что он обязательно избежит несчастья.

Правитель — это корневище и корни, слуги — это ветви и листья. Не слыхано, чтобы при том, что корни и корневище нехороши, ветви и листья были бы цветущи и пышны. Во времена, когда царит дао, подыскивают людей для государства, когда нет дао, подыскивают государство для людей. Яо правил Поднебесной и печалился, что не может от нее освободиться, передал престол Шуню, и печаль рассеялась. Печалились и хранили ее, а затем с радостью отдавали достойному и никогда не преследовали собственной пользы. Среди всей тьмы вещей нет ни одной малости, которую бы нельзя было использовать. Тот же, кто не умеет пользоваться, и голубовато-зеленый нефрит[935] способен превратить в навоз.

Природное чувство заставляет людей во вредном искать для себя меньшего вреда, а в полезном — большей пользы. То, что из равных по вкусу кусков предпочтение отдается большему, это, конечно, из-за его сладости; а что из равных учителей музыки выделяют того, кто превосходит других, это из-за наслаждения, которое доставляет его игра. Не будь сладости вкуса, не будь наслаждения игрой, никогда бы не выделили их.

Благородный муж обретает свой час и действует, оставаясь верным долгу. Разве это везенье? Если не его время, отходит, оставаясь в границах должного, — разве это невезенье? Так, Бо И умер с голоду на горе Шоуян и ни о чем не пожалел[936]. Он отбросил то, что презирал, и обрел то, что ценил. Ростки счастья так незаметно слабы, зарождение несчастья так крошечно мало, начала счастья и несчастья так неуловимы! Поэтому люди пренебрегают ими. И только мудрец, наблюдая начало, знает конец. В Преданиях говорится: «Луское вино оказалось слабым, и Ханьдань была окружена»[937]. «Бараньей похлебки недостало, и сунское царство оказалось на краю гибели»[938].

Мудрый правитель при награждении и наказании исходит не из собственных пристрастий, а из пользы государства. Он не награждает того, кто подходит ему, если у него нет заслуг перед государством, и не наказывает того, кто не угоден ему, если он нужен государству. Поэтому чуский Чжуан-ван говорил Гунъюну[939]: «Кто обладает добродетелью, получает от меня титул и жалованье; кто имеет заслуги, получает от меня поля и жилище. Ты не обладаешь ни тем, ни другим, и я не имею причин тебя награждать». Разве это не разумно? Он отказал ему так, словно никогда ничего иного и