Савитри. Легенда и символ - Шри Ауробиндо

духа

И видел Силы, что над миром стоят,

Пересекал царства верховной Идеи

И искал вершину сотворенных вещей

И космического изменения всемогущий источник.

Там Знание звало его к своим мистическим пикам,

Где мысль держится в обширном внутреннем чувстве

И чувство плывет через моря мира[17],

И зрение взбирается за пределы Времени.

Равный первого творца провидцам,

Сопровождаемый всеоткрывающим светом,

Он продвигался через регионы трансцендентальной Истины,

Внутренние, необъятные, неисчислимо единые.

Там дистанцией было протяжение его собственного огромного духа;

Избавленный от фикций ума,

Времени тройной разделяющий шаг не раздроблял больше;

Его неизменный и непрерывный поток,

Долгое течение его проявляющего курса,

Удерживался в едином широком внимании духа.

Универсальная красота показала свой лик:

Незримые глубоко-полные смыслы,

Здесь укрытые за бесчувственною ширмою формы,

Свою бессмертную гармонию ему открывали

И ключ к чудо-книге обычных вещей.

В своем объединяющем законе стояли открытые

Многочисленные мерки строящей силы,

Линии Мирового Геометра техники,

Волшебства, что поддерживают паутину космическую,

И магические простые формы, в основе лежащие.

На пиках, Где Тишина слушает сердцем безмолвным

Ритмичные метры кружащих миров,

Он служил на сессиях тройного Огня.

На краю двух континентов дремоты и транса

Он слышал вечной несказанной Реальности голос,

Пробуждающего откровения мистический крик,

Находил место рождения внезапного непогрешимого Слова

И жил в лучах интуитивного Солнца.

Освобожденный от оков смерти и сна,

Он плыл по сияющим молниями морям космического Разума

И пересекал океан изначального звука;

На последних шагах к рождению небесному

Он ступал вдоль затухания узкого края

Близь высоких краев вечности,

И к золотому гребню мира-грезы взбирался

Между убивающими и спасающими огнями;

Он достиг зоны неменяющейся Истины,

Встречал границы несказанного Света

И трепетал с присутствием Невыразимого.

Над собою он пламенеющие Иерархии видел,

Крылья, что сотворенное Пространство окутывают,

Солнечноглазых Стражей и золотых Сфинксов,

И расположенные ярусами планы, и неизменных Господ.

Сопутствующая Всеведению мудрость

Сидела безгласная в обширной пассивности;

Она не судила, не мерила, не старалась знать,

А прислушивалась, ожидая завуалированную всевидящую Мысль

И бремя спокойного трансцендентального Голоса.

Он достиг вершины всего, что быть могло знаемо:

Его зрение превосходило вершину и основу творения;

Пылающие тройные небеса свои солнца открыли,

Неясная Пучина свое чудовищное владычество выставила.

Все, кроме последней Мистерии, его было полем,

Почти открыл свой край Непостижимый.

Его самости бесконечности начали появляться,

Скрытые вселенные кричали ему;

Вечности взывали к вечностям,

Посылая свое бессловесное послание, пока что далекое.

Вставшие из чуда глубин

И пылающие с суперсознательных высей,

Несущиеся в великих горизонтальных спиралях

Миллионы энергий соединились и были Одним.

Все неизмеримо текло в одно море:

Все живые формы стали атомными домами его[18].

Всеэнергия, что всю гармонизировала жизнь,

Держала сейчас существование под своим обширным контролем;

Частью этого величия он был сделан.

По желанию он в Луче незабывчивом жил.

В этом высоком царстве, куда ничто неистинное не может войти,

Где все различается и все есть одно,

На безбрежном океане Имперсонального

Персона в Мире-Духе, бросив якорь, плыла;

Она трепетала с могучими маршами Мировой Силы,

Ее действия были товарищами бесконечного мира[19] Бога.

Дополнительная слава и символическая самость,

Тело было душе предоставлено, –

Точка силы бессмертная, равновесия глыба

В обширной бесформенной волне космоса,

Сознательное лезвие Трансцендентального мощи,

Вырезающее совершенство из светлого вещества мира,

Оно облекало в своей форме смысл вселенной.

Там сознание было плотной и единственной тканью;

Далекое и близкое были одним в духе-пространстве,

Моменты там все время были наполнены.

Суперсознания ширма была разорвана мыслью,

Идея кружила симфонии зрелища,

Зрение было броском-пламенем из идентичности;

Жизнь была чудесным путешествием духа,

Чувство — из универсального Блаженства волною.

В царстве силы и света Духа,

Словно тот, кто прибыл из бесконечности лона,

Он пришел, новорожденный, младенческий и безграничный

И рос в мудрости Ребенка безвременного;

Он был ширью, что вскоре станет Солнцем.

Великая светлая тишина его сердцу шептала;

Его знание ловило внутреннее неизмеримое зрелище,

Взгляд вовне на тесные горизонты не разбивался:

Он мыслил и чувствовал во всем, его взгляд имел силу.

Он общался с Несообщаемым;

Существа более широкого сознания его были друзьями,

Приближались формы более тонкой и обширной работы;

Боги с ним из-за вуали Жизни беседовали.

Его существо становилось соседом вершинам Природы.

Изначальная Энергия взяла его в свои руки;

Его мозг был окутан заливающим светом,

Всеохватывающее знание захватило его сердце:

Мысли в нем поднимались, которыми земной разум не может владеть,

Играли Силы, что никогда не бежали через смертные нервы:

Он изучал тайны Надразума,

Он восторг Сверхдуши чувствовал.

Пограничный житель империи Солнца,

С небесными гармониями настроенный в тон,

Он присоединял творение к Вечного сфере.

Его конечные части приближались к своим абсолютам,

Его действия воплощали движения Богов,

Его воля приняла поводья космической Силы.

Конец песни пятнадцатой

Конец книги второй

Книга 3

Книга Божественной Матери

Песнь первая

Преследование Непостижимого

Все, что мир может дать, слишком мало:

Его сила и знание дарами являются Времени

И не могут утолить духа священную жажду.

Хотя Одного все эти формы величия

И его дыханием и милостью живут наши жизни,

Хотя ближе к нам, чем самость близости,

Он есть некая абсолютная правда того, что мы есть;

Своими собственными работами скрытый, далеким он кажется,

Непроницаемым, оккультным, безгласным, неясным.

Присутствие было утеряно, что дает очарование всему,

Не хватало Славы, чьими они являются тусклыми знаками,

Мир продолжал жить, опустев, свою Причину утратив,

Как любовь, когда ушел лик возлюбленного.

Труд, чтобы знать, казался тщетной борьбою Ума;

Все знание кончалось в Непознаваемом:

Усилие править казалось тщетной гордостью Воли;

Тривиальное достижение высмеивалось Временем,

Всякая сила удалялась во Всемогущего.

Пещера тьмы вечный Свет охраняла.

Тишина водворилась в его борющемся сердце;

Избавленный от голосов желания мира,

Он повернулся к безвременному зову Невыразимого.

Бытие сокровенное и не могущее быть как-либо названо,

Широкий принуждающий мир[20] и экстаз

Ощущались в нем самом и во всем, но пока неуловимыми были,

Приближающиеся и от преследования его души тающие,

Будто вечно маня его дальше.

Близкое, оно отступало; далекое, оно его еще звало.

Ничто удовлетворить не могло, кроме восторга его:

Его отсутствие величайшие действия оставляло тупыми,

Его присутствие заставляло мельчайшее казаться божественным.

Когда оно было там, наполнялась сердца пучина;

Но когда поднимающее Божество отступало,

Существование теряло свою цель в Пустоте.

Порядок незапамятных планов,

Богоподобная полнота инструментов

Превращались в подпорки для непостоянной сцены.

Но кем то могущество было, не знал он еще.

Неосязаемое, однако наполняющее все существующее,

Оно делало