Наследник Петра. Подкидыш - Андрей Величко

Новицкий поднял свое ружье. Так, ствол не забился ни землей, ни травой. Теперь взводим курок. Щелкнул? Отлично! Значит, будет стрелять, ведь тут сейчас стоит капсюль, а не кремень.

Император упер приклад в плечо, прицелился и стал ждать, когда его противник приблизится на шестьдесят метров. С такого расстояния промахнуться будет трудно, но даже если случится подобный конфуз, останется время достать наган и уже из него пристрелить фельдмаршала, не подпуская на дистанцию его выстрела. Так, уже пора, задерживаем дыхание…

Кажется, Голицын тоже почувствовал выстрел заранее и попытался уклониться вправо, но ружье Новицкого почти не имело задержки. И хотя облако дыма от выстрела сразу скрыло противника, Сергей был уверен, что попал.

Он шагнул вперед и в сторону. Голицын лежал на спине, руки его бессильно скребли траву, а пистолет валялся метрах в полутора. На губах фельдмаршала пузырилась кровавая пена.

«Получается, в сердце я все-таки не попал, – огорченно подумал Сергей. – Потому как покинуть площадку допускалось только после того, как один из бойцов умрет. И значит, старика теперь придется добивать. Так, где у него шпага? Нет, из такого положения он ее быстро вытащить при всем желании не сможет. Ладно, пора доставать кинжал, не из нагана же его достреливать на глазах у всех!»

Однако до крайностей дело не дошло – Голицын умер еще до того, как император подошел к нему вплотную. Сергей на всякий случай пощупал пульс, выпрямился, расстегнул ремешок бронешляпы, снял ее и обратился к зрителям:

– Господа! С прискорбием сообщаю вам, что в результате тяжелой и продолжительной болезни скончался выдающийся государственный деятель, блестящий военный, герой многих сражений князь Михаил Михайлович Голицын. Вместе с вами я скорблю о постигшей нас невосполнимой утрате. Все всё поняли?

Не все, вынужден был признать Новицкий, оглядывая аудиторию. Нет, Миних-то сразу врубился, вон какая физиономия довольная. То, что Остерман стоит с отвисшей челюстью, это ладно, но сомнения Феофана лучше рассеять сразу.

– А как же иначе, владыко? – обратился уже конкретно к нему молодой царь. – Все мы знаем, как тяжко болел последнее время фельдмаршал, и не мы одни. И разве удивительно, что разум его не выдержал страданий, отчего и произошли некие прискорбные события? Но мы о них забудем с истинно христианской кротостью, ибо настоящая причина смерти Михаила Михайловича – именно болезнь, а все остальное лишь следствия из нее, ныне маловажные. То есть нет в моих словах и самой толики неправды.

– Господи, упокой душу грешного раба твоего Михаила, – перекрестился архиепископ.

– Прошу позаботиться о достойных похоронах, – повернулся к нему император. – И сразу после отдачи необходимых распоряжений мы едем в Кремль, где последняя воля покойного будет оглашена перед Верховным тайным советом.

Церемония прошла быстро и как-то буднично. Сначала владыка Феофан зачитал бумаги, потом Остерман произнес краткую, но прочувствованную речь, призывающую немедленно уважить завещание Михаила Михайловича Голицына, после чего Миних предъявил текст последнего указа Совета, и тот его без каких-либо возражений подписал. Затем Сергей объявил о присвоении Христофору Антоновичу чина генерал-фельдмаршала и назначении его президентом военной коллегии, на чем действо в Золотой палате Кремля и закончилось.

В Лефортовский дворец возвращались втроем – император, цесаревна и Миних. Разумеется, не считая охраны. Все молчали.

«О господи, наконец-то этот ужас закончился, – думала Елизавета, украдкой наблюдая за Новицким. – А Петя – просто герой! Сколь спокоен он был перед боем и после него, даже в голове не укладывается. Мой герой. Наверное, сейчас он думает обо мне – вон какая улыбка мечтательная».

Новоиспеченный генерал-фельдмаршал тоже был доволен своим императором. Мальчик показал, на что он способен, причем не только в бою, но и в политике. Интересно, чему он улыбается? Надо думать, только сейчас окончательно понял, какое большое дело благополучно завершилось.

Однако и Миних, и цесаревна ошибались. Фельдмаршал чуть больше, Елизавета чуть меньше.

«Значит, сразу после обеда в спальню с Лизой, – думал Новицкий. – Сейчас от этого не отвертишься, да и не больно хочется, если честно. Ведь соскучился же! На постель выделяем полтора… нет, все-таки лучше два часа. Или даже два с половиной, но никак не больше трех. Зато потом – на задний двор! Ведь до сих пор из-за всей этой свистопляски я так и не удосужился посмотреть, как там чувствует себя огород, посаженный перед самым отъездом.

Кукуруза. Она, конечно, толком дозреть в здешнем климате не успеет, но и недозрелая весьма хороша. Картошка. Помидоры четырех сортов! Баклажаны, топинамбур и подсолнухи. И кабачки!»

Император вспомнил, какое это объедение – кабачки, обвалянные в муке и поджаренные на подсолнечном масле.

Вот тут на лице молодого царя и появилась улыбка, столь по-разному истолкованная цесаревной и генерал-фельдмаршалом.

Огород привел Новицкого в состояние законной гордости, хотя, строго говоря, он принимал в его организации в основном руководящее участие. Но все-таки семена помидоров замачивал меж двух тряпочек, а потом сажал проросшие в деревянные горшочки сам. И это было единственное, что оказалось сделано не очень хорошо. То есть просто поздно – сейчас, во второй половине августа, плоды были совсем маленькими и зелеными, а кое-где еще не опали цветы. Зато все остальное, особенно кабачки, радовало глаз. Правда, сосчитав подсолнухи и прикинув, сколько с них получится надавить масла, император пришел к выводу, что в этом году лучше лакомиться кабачками на конопляном масле, по идее тоже должно получиться неплохо, а все семечки пустить на семена.

Что интересно, сопровождающая царя Елизавета уже видела многие из представших ее взору растений. Во всяком случае, помидоры, кабачки и подсолнухи она опознала сразу. Выяснилось, что цесаревна расширила свой ботанический кругозор в каком-то Аптекарском огороде. Расспросив спутницу поподробнее, Новицкий выяснил, что эту контору основал, как и ожидалось, Петр Первый, а находится она примерно там, где в двадцать первом веке располагался Ботанический сад.

– Вот только зачем тебе томаты? – удивилась цесаревна. – Мне сказали, что они очень ядовиты.

– Соврали, наверное, – пожал плечами Сергей. – Или там у них какие-то помидоры неправильные. А эти точно можно будет есть, когда созреют, мне их семена привезла в подарок могиканская княгиня. И все остальные тоже.

– Да уж, кабачки-то какие огромные, в Аптекарском огороде были гораздо меньше, – оценила подарок Елизавета.

– В Америке, говорят, вообще очень много полезнейших растений, а если бы их бизоны не жрали да не вытаптывали, то было бы еще больше.

– А кто такие бизоны?

– Быки такие здоровенные, раза в два поболее наших да шерстью сильнее покрытые, особенно спереди. На зубров похожие. Бегают стадами по несколько тысяч голов и топчут все так, что за ними вообще ничего, кроме взрытой земли, не остается.