Русская Атлантида. Невымышленная история Руси - Андрей Буровский

В наше время Танненберг называется Стемборк, но это не древнее название, а очень новое: в 1945 году часть территории Восточной Пруссии отошла к Польской республике, и селение назвали «правильно», как подобает «исконно польской деревне». Но я нигде не встретил «донемецких» славянских названий этих селений.

Тут же, возле Танненберга и Грюнвальда, в пределах движения армий, есть несколько деревень с двойными, немецко-польскими названиями: Логдово (Логдау), Людвиково (Людвиксдорф), Ульново (Фаулен). Есть откровенно польское озеро Любень, из которого вытекает река Маржанка. А ниже по течению Маржанки показана деревня Зеевальде (Озернолесная), тоже без славянского аналога.

Вот к западу от озера Любень и между всеми этими деревнями 15 июля 1410 года начали строиться армии. В те времена строились они долго, не спеша. Армия не вступала в бой сразу, с марша. Правильно выбрать место для боя, построиться было делом небыстрым, требовавшим вдумчивого отношения. Часто проигрывал тот, чье построение оказывалось хуже.

Историки, которым можно доверять, считают: на стороне ордена было порядка 27 тысяч человек, 51 знамя — то есть 51 отряд.

Союзники привели на поле 32 тысячи человек в составе 91 хоругви. Цифры сильно расходятся с приведенными выше; данные Кучинского расходятся с данными Длугоша и Пашуто и Ючаса. Хронист, современник и участник битвы, писавший на латинском языке, мог и преувеличить масштаб сражения: такое очень часто водилось за средневековыми хронистами, сообщавшими совершенно фантастические сведения о сражающихся армиях. Тем более исторической науке как-то и неизвестны средневековые армии численностью порядка 100 тысяч человек. С другой стороны, современные историки тоже могут ошибаться.

Во всяком случае, под Танненбергом сошлись основные силы и союзников, и ордена, и эти силы были приблизительно равны.

Все пишущие на эту тему сходятся и в том, что войска ордена были лучше подготовлены и вооружены, чем польско-литовско-русские. В их рядах были французские и английские рыцари, накопившие огромный опыт войны на Переднем Востоке.

Преимущество союзников было духовного свойства: они сражались за свою свободу.

Союзники построились в три линии на фронте длиной два км. Польские войска встали на левом фланге, в составе 42 польских, семи русских и двух чешско-моравских хоругвей под командованием коронного маршала Збигнева из Бжезя и мечника Зындрама из Машковиц.

На правом фланге встали 40 литовско-русских хоругвей под командованием Великого князя Витовта. На правом же стояла и татарская конница — ведь привел ее тоже Витовт.

Ставка Владислава II Ягелло расположилась позади всех линий войск.

Немцы сначала построились в три линии, но потом, чтобы расширить фронт до 2,5 километров, перестроились в две линии.

На правом крыле встали 20 знамен Гуго фон Лихтенштейна, на левом — 15 знамен Валленрода, а в резерве — 16 знамен под личным командованием Магистра.

Впереди, перед войском, поставлены были бомбарды и встали шеренги арбалетчиков.

Сражение и началось залпом из этих бомбард, причем ядра не долетели до поляков и литвинов и никакого вреда никому не причинили.

Тогда Витовт бросил на врага татар и первую линию своей конницы. Удар нацелен был на левый фланг армии ордена, на котором находился и Магистр.

Рыцари Валленрода контратаковали, тронув коней шагом и постепенно ускоряя движение. Удар был страшен — грохот столкнувшихся всадников был слышен за многие версты, — и конница Витовта побежала. Часть рыцарей поскакали в погоню, но не все.

Отбив атаку, ордынские войска двинулись вперед, с пением победного гимна. Вступили в бой вторая и третья линии литовских войск, но крестоносцы отбили их и продолжали наступать. Наступающие потеснили и польские войска на левом фланге.

Здесь, в самом центре союзной армии и правее всех на «польском», левом фланге, стояли смоленские войска по командованием князя Семена Лингвена Ольгердовича. В первый момент блестяще атакующие немцы вклинились между смоленскими полками и остальным войском.

«В этом сражении лишь одни русские витязи из Смоленской земли, построенные тремя отдельными полками, стойко бились с врагами и не приняли участия в бегстве. Тем заслужили они бессмертную славу. И если даже один из полков был жестоко изрублен и даже склонилось до земли его знамя, то два других полка, отважно сражаясь, одерживали верх над всеми мужами и рыцарями, с какими сходились врукопашную, пока не соединились с отрядами поляков».

Так писал Ян Длугош, крупный католический иерарх, епископ Львова, автор «Истории Польши» в 12 толстых томах. Часть его хроники переведена на русский язык [63].

Пока русские из Смоленска рубились, сковав действия крестоносцев, польские хоругви перестроились (на это в те времена необходимо было время) и нанесли удар по правому флангу ордена. Им удалось сделать главное — прорвать фронт Лихтенштейна и заставить его рыцарей перейти к обороне.

Одновременно Витовт нанес удар по левому флангу, по рыцарям, возвращавшимся после преследования его отступившей конницы. Вернувшиеся после преследования врага потрепанные рыцари Валленрода пытались атаковать, но были отброшены и уничтожены.

Войска Лихтенштейна оказались зажаты между польским и литовским флангами, фактически окружены, и тогда Магистр Ульрих фон Юнгинген лично повел в бой свою армию-резерв, 16 хоругвей.

Но резерв был больше у союзников: Ягайло ввел в бой свою третью линию, до сих пор не участвовавшую в битве. Подоспели вернувшиеся на поле хоругви Витовта. Крестоносцы оказались окружены, отступили к Грюнвальду; потом, к вечеру, все больше хоругвей предпочитало окружению и гибели — бегство. Большую часть отказавшихся бежать быстро перебили победители; почти все бежавшие оказались переловлены или истреблены. С поля боя спаслось буквально несколько сотен человек. Несмотря на перспективу большого выкупа, пленных брали очень мало.

Трудно сказать, каковы были потери обеих сторон. Во всяком случае, погибло более 600 «опоясанных» рыцарей и руководители ордена во главе с Великим магистром. И Валленрод, и Лихтенштейн не ушли с поля боя.

Кровавое торжество Польши и Литвы означало практически полное изменение не только хода войны, но и всей политической ситуации в Восточной Европе. Орден зашатался; стало очевидно, что славянские страны сильнее его и могут его уничтожить. До сих пор многие ученые всерьез осуждают Владислава Ягелло за нерешительность. Надо было, мол, сразу же идти на Мариенбург, брать крепость, добивать орден, пока не поздно.

Почему это не было сделано? Почтение к священным религиозным реликвиям, хранившимся в Мариенбурге? Страх перед мнением Европы, для которой крестоносцы оставались борцами с язычеством? Желание закончить миром с теми, на чьей одежде нашиты огромные кресты? Такого рода чувства могли еще обуять Владислава Ягелло (хотя и на него все это не очень похоже). Но уж у Витовта такого рода соображений не могло быть по определению.