Миллионер из подворотни - Татьяна Корсакова

Парень кивнул, приблизился почти вплотную:

– Конечно! А кому в наше время не нужны деньги?!

Даже взгляд у него был как у рептилии – холодный и немигающий. Почему же раньше Рома казался ей милым молодым человеком?

– А хотите, я угадаю, о чем вы сейчас думаете? – дружелюбно спросил Роман. – Вы думаете, что я очень сильно отличаюсь от себя прежнего. Что я умнее, проворнее и опаснее того лопуха, которого вы принимали на работу.

– Нет, я думаю, что в одиночку ты не решился бы сотворить такое. Я думаю, что у тебя есть хозяин, – отчеканила Сима. – И я хотела бы разговаривать с ним, а не с какой-то шестеркой.

Удар достиг цели – парень замер, несколько секунд самодовольная ухмылка еще дрожала на его лице, а потом стала стремительно трансформироваться в гримасу не то удивления, не то обиды. Долговязое тело начало медленно раскачиваться из стороны в сторону, сходство с пресмыкающимся усилилось многократно.

– Никогда! Слышишь? Никогда не смей называть меня шестеркой! – прошипел он. – Я хозяин ситуации. От меня зависит жизнь твоего драгоценного детеныша.

Господи, что она творит?! У этого сумасшедшего ее ребенок, а она его злит…

– Ты меня поняла?

– Да, я все поняла, извини. – Сима постаралась улыбнуться. – Может, скажешь, что тебе от меня нужно?

Он удовлетворенно кивнул, на худом лице появилось мечтательное выражение.

Сима еще раз удивилась, как быстро он перевоплощается из безумного маньяка в милого рассеянного паренька.

– Скажу, обязательно скажу. – Роман перестал улыбаться, в упор посмотрел на нее. – Чуть позже, а сейчас…

Он поднес к глазам правую руку, медленно, один за другим, сжал в кулак длинные пальцы.

Сима как завороженная следила за его манипуляциями, но все равно упустила момент, когда кулак метнулся к ее лицу…

– …обязательно было ее бить?

Голос казался раздраженным и до боли знакомым.

– Она меня оскорбила, обозвала шестеркой. Я не мог оставить это без внимания.

– Ты ей про меня рассказал?

– Не успел! – Послышалось сдавленное хихиканье. – Вот очухается и сама увидит, кто ее так подставил. Кстати, пора бы уже нашей спящей красавице очнуться.

Лицо опалило чужое горячее дыхание, к губам прижалось что-то влажное и скользкое, как лягушачьи лапы.

– Кажется, так принято будить спящих красавиц?

Лягушачьи лапы наконец убрались, в уши заполз истеричный, визгливый смех.

Сима дернулась и открыла глаза.

– Подействовало! Смотри, подействовало!

В розоватой дымке плавало чье-то лицо. Она моргнула.

– С пробуждением, моя прекрасная леди! – Роман почти нежно потрепал ее по щеке.

Сима попыталась оттолкнуть его руку, но не смогла. Пока она была без сознания, ее связали. Запястья и щиколотки были стянуты скотчем. Сама она полулежала в глубоком кресле.

– Ты на меня обиделась?! – Его глаза были большие и удивленные, как у маленького ребенка. – Напрасно, ты сама упала и ударилась. Мне даже пришлось связать тебя, чтобы в следующий раз ты нечаянно не покалечилась.

Видеть это наивное мальчишеское лицо было невыносимо – Сима закрыла глаза. В полной темноте ей стало легче. Если бы не болели голова и челюсть… Осторожно, кончиком языка, она провела по зубам – нижний клык шатался, десна кровоточила. Это ерунда, это заживет…

– Симона! Ау! – Ее мучитель не унимался. – Прекрати дуться! У меня, между прочим, есть для тебя сюрприз!

Его ни в коем случае нельзя злить, он должен чувствовать себя хозяином положения.

– Я не дуюсь. – Сима открыла глаза.

– Хорошая девочка! Я всегда считал тебя очень благоразумной. Приятно, что ты меня больше не разочаровываешь, – Роман одобрительно ухмыльнулся. – А теперь – обещанный сюрприз! Позволь представить тебе моего, так сказать, сообщника.

За его спиной произошло какое-то движение.

– Здравствуй, сестрица…

– Вадик?! – Сима отказывалась верить своим глазам.

– Как видишь… – Брат пожал плечами и виновато улыбнулся.

– Но зачем? Зачем тебе все это? У тебя же все есть!

– А ему мало! – усмехнулся Роман. – Человеку всегда мало того, что у него есть. Так уж он устроен. И потом, с какой стати он должен довольствоваться объедками с чужого стола, когда все, чем владеешь ты, по праву принадлежит ему?!

– Вадик, я же тебе никогда ни в чем не отказывала! – Сима проигнорировала монолог Романа, она хотела услышать ответ брата.

– Да, не отказывала. – Тот согласно кивнул и присел на подлокотник кресла. – Надо признать, ты была хорошей сестрой. Знаешь, если бы не это злополучное наследство…

– Люди гибнут за металл, – пропел Роман и уселся на второй подлокотник.

Кресло жалобно скрипнуло.

– Где Максим? – Сима по-прежнему обращалась только к Вадику. – Что вы с ним сделали?

– Не волнуйся, с ним все в порядке. Он на втором этаже, – Вадик поднял вверх указательный палец. – Спит сладким сном.

– Мы периодически подкалываем ему снотворное, – объяснил Роман. – Дети – слишком шумные и непоседливые существа. – Он брезгливо поморщился. – А так полный порядок: и ему хорошо, и нам спокойно.

– Максим спит уже больше двенадцати часов! Откуда вы знаете, какая доза снотворного безвредна для ребенка?!

– Не переживай ты так! – Роман погладил ее по волосам. – Мы же не тупые. Взяли медицинский справочник, рассчитали дозу. Так что все под контролем. Доверься мне.

Сима с большей радостью доверилась бы племени людоедов, чем этому недочеловеку, но выбора не было. Она вопросительно посмотрела на Вадика.

– С мальчиком все хорошо, – подтвердил тот.

Она попыталась успокоиться и сосредоточиться, но ничего не вышло.

– Я хочу его увидеть.

– Не сейчас. – Роман посмотрел на часы, потом на Вадика: – Как думаешь, наш гость уже в пути?

За окном послышался звук подъезжающей машины.

– Люблю пунктуальных людей. – Он удовлетворенно кивнул и взял в руки катушку скотча. – Забыл тебе сказать: сюрпризы еще не закончились.

Илья заглушил мотор и огляделся.

Странно, возле дома нет полицейской машины. Не пешком же ведь в самом деле добирался до «места преступления» младший лейтенант Самохвалов. Впрочем, вполне вероятно, что его подбросили к дачному поселку коллеги, а потом укатили по своим делам.

Еще один вопрос: где любопытствующие? Это же такое замечательное событие – ограбление соседской дачи! На месте преступления обязательно должны присутствовать сочувствующие или злорадствующие обыватели.