Скорпионья сага. Cамка cкорпиона - Игорь Белисов

Ведь степень женской красоты – это всегда степень обмана.

Ночь напролет я возился с ней, а размышлял о родителях. Им тяжелее, чем мне. Да и всегда было трудно. А могли б развестись. С каждым годом все трудней заставлять себя жить – жить вообще и жить друг с другом в частности. Большинство оправданий совместной жизни в глубокой старости строятся на взаимопомощи стариков, то есть на корыстном мотиве, на взаимной продажности – на проституции.

Единственное, что может проституцию опровергнуть – любовь.

Но я так и не понял: уход за смертельно больным – это любовь или неизбежность?

Утром, наконец, поехал к отцу. Его прооперировали, он был в реанимации, без сознания. Мама – с ним. Я помучил доктора, но тот ответил расплывчато.

Мы с мамой стояли бок обок и смотрели в окно.

– Мама, что ты мне должна рассказать?

– Я? Рассказать?

– Да, папа говорил, остальное расскажет мама. Что он имел в виду?

– Откуда мне знать.

– Нет, мама, ты знаешь. Ты прожила с ним всю жизнь.

За окном сиял летний день. Внутри подмораживало.

– Что ты хочешь услышать?

– Правду.

Мама вздохнула, судорожно, толчками. Закусила губу. В остальном – каменное лицо. Всегда была властной, гордой, держала эмоции под контролем. Глаза затуманились, заблестели, продолжая смотреть вдаль.

– Какую правду ты хочешь? Что все мы умрем?.. Что на все Божья воля?.. Что любовь живет три года?.. Что женщина живет на десяток лет дольше мужчины?.. Что онтогенез есть краткое повторение филогенеза?.. Что солнце зажглось четыре миллиарда лет назад, а осталось всего каких-то двадцать два миллиона, и наша вселенная погаснет, и ничего больше не будет, ничего, никогда – сплошной ледяной мрак?

Зажмурилась. Я подумал, вот, сейчас, откроет глаза, и по щекам ее потекут ручейками слезы… Открыла. Ни капли.

– Правда – все то, что способствует продлению жизни. А все то, что ведет жизнь в тупик – ложь.

Знойный июнь перетек в душный июль. Я разрывался между женой и отцом. Плюс клиенты: еще надо было исхитриться на жизнь зарабатывать – при том, что покупать скорпионов почти перестали – кризис. Кстати, пешком гораздо быстрее, спасибо жене за проданную машину. Не заделайся я пешеходом, не обрети этой закалки, едва ли б меня хватило надолго.

Отец потихонечку выкарабкивался. Из тяжелого состояния перешел в градацию средней тяжести, и его перевели из реанимации в палату. Мама – при нем неотступно. Надо сказать, держалась она молодцом. В каждое посещение я просто диву давался: откуда в ней столько энергии? Ведь болезнь близкого человека так жутко высасывает. Это я чувствовал по себе. Ноги едва держали. Плохо стал выносить жару. На сквозняке подхватил простуду. Пропитался потом, прокис, запрыщавел, осунулся, помрачнел, сделался призраком, былинкою на ветру. Даже на себя энергии было в обрез. У женщин запас прочности явно выше.

Думая об отце, я видел свою перспективу. Вот так и жена моя будет со мной отсиживать время, организовывать процедуры, окучивать запоздалой заботой, оптом замаливать розничные грехи. Хотя до момента, когда начну загибаться, будет вычерпывать мозг и глушить стаканами мою кровь, а как загнусь, облачится в черное прет-а-парте, и еще долго будет коптить небо искренним трауром.

Говоря объективно, я стал мизантропом. Помню, ехал как-то в вагоне метро, и вдруг увидел на стенке напротив рекламный стикер: «Косметика Принцесса. Детская косметика. Как у мамы. Только лучше». Мне аж скулы свело от злобы. Казалось бы, что мне за дело? Но я встал и содрал эту мерзость, и снова плюхнулся в шаткую полудрему. На остановке вошла старушенция. Народу было – как в бочке селедок, однако она энергично так потолкалась и повисла аккурат надо мной. Вроде бы никакой зримой связи. Только во мне сжалась тугая пружина.

– Молодой человек, уступите, пожалуйста, место.

– А вы в курсе, какая у мужчин продолжительность жизни?!

Не бывает так плохо, чтоб не было еще хуже. Нет такой усталости, чтоб не было еще тяжелей. И, наверное, нет таких сложностей, чтоб не усложнить их еще.

Ведь помимо всего в моей жизни была Мира.

После того как она прекратила разлуку, мы несколько раз друг друга любили. Но когда закружил смерч болезни отца, я с ней не пересекся ни разу. Эсэмэски, телефонные голоса. Я ссылался на занятость. Она входила в мое положение. Всякий раз я ей говорил, что еду в больницу, а сам – на яхту, побыть одному. Да, я начал ее обманывать. Сердце, конечно, по ней поскуливало, и, конечно, вспоминая наши свидания, я осознавал, что эта энергозатратность еще возвращалась ко мне чем-то милым, приятным – но не всепоглощающим, чего так хотелось бы женщине. Я не мог ей принадлежать. Понимал это с беспощадностью. Перспектива виделась трезво и жестко. Мудрость? Быть мудрым в молодости – попросту глупость. Как глупость и показушная энергичность так называемых зрелых.

И все-таки, она меня отловила. В жизни зрелого человека при всей суете и загруженности не так много мест, где он реально бывает. Не назначая свидания, она явилась в лабораторию.

– Мне нужно ехать, – сказал я ей хмуро с порога.

– В больницу? – зорко сощурилась Мира.

Я подумал, если сейчас ей совру, буду последней скотиной.

– Нет, не в больницу. Я еду домой.

Ободки ее век начали розоветь. Я понял, сейчас будут слезы. Пришлось рассказать ей про дачу, про яхту – про весь этот бред моей нынешней жизни.

– Так ты ушел от жены?!

– Не совсем. Хотя, очень хотелось бы. Мне все чаще кажется, от нее не скрыться даже на краю света.

Мира интерпретировала мое бегство по-своему и, вспыхнув счастьем, повисла на шее.

– Послушай… – Я деликатно снял ее руки. – Не хочу тебе врать. Ты – мой свет, моя радость, моя настоящая жизнь, но… понимаешь… – Я не знал, как сказать, чтоб не ранить ее смертельно, и не знал, как не ранить, чтоб не убить ложью любовь. – Понимаешь, я не могу с ней расстаться. Видно, такая моя судьба. Вот мы тут стоим, а она в любой момент может приехать. И, между прочим, у нее даже есть собственный ключ. И, между прочим, она совершенно безумна, и может выкинуть все что угодно. И, если уж откровенно, она меня регулярно насилует! Мира, пойми, я не тот, кто тебе нужен!!

Она слушала с недрогнувшим стоицизмом. Но в финале все же брызнули, потекли слезы… Она вдруг сказала несгибаемо твердо:

– Женщине чужого не нужно. А свое она все равно возьмет. Чье бы оно ни было. Едем ко мне…

Должен признать: при регулярном насилии, даже если нет никаких жизненных сил, мужская сила неимоверно усиливается.

– Ты сильный, – прошептала она в неге.

– Да нет, просто живучий.

Я отлип от Миры, перекатился и рухнул на спину. Я снова здесь, я снова с ней, я снова счастлив. Я снова – гад, который из сентиментального малодушия не смог сказать девушке жесткое «нет».