127 часов. Между молотом и наковальней - Арон Ральстон

— Нет, ничего. Есть повод беспокоиться?

— Не знаю. Просто я разговаривал с Леоной, и дома его не было. Она сказала, что он, похоже, вообще не возвращался. Сейчас восемь тридцать. Единственный раз, когда Арон опоздал больше чем на несколько минут, это было после той холодной ночевки на перевале Перл.

Месяцем раньше мне пришлось провести ночь на высоте 3600 в снежной яме, выкопанной руками, и Брион был уверен, что я обязательно появлюсь на работе, если только со мной не произошло чего-нибудь действительно серьезного.

— Думаешь, с ним что-то случилось? — понимающе спросил Сэм.

— Ну, не знаю. Одно могу сказать точно: вряд ли он просто так мотает работу. Так что, может, он и попал в беду.

— Он мог заблудиться или пораниться. Но заблудиться — это, конечно, вряд ли: у него всегда при себе компас и часы с альтиметром, он хорошо умеет пользоваться и тем и другим, — сказал Сэм.

— Я знаю. Даже если он в ста километрах незнамо где, за день он всяко выберется, так что паниковать рано. Этого лося разве что сломанная нога остановит, да и со сломанной ногой он как-нибудь выползет. Рано или поздно, но выползет. Мы должны дать ему сутки, — резюмировал Брион, и Сэм согласился.

Леона звонила в «Ют» каждый час и говорила с Брионом и Полом Перли, главным управляющим. Она уточнила, что в последний раз видела меня в среду вечером, почти неделю назад.

— Он достал коробки со скальной снарягой и всяким велосипедным барахлом. Сказал, что поедет немного полазать по скалам и каньонам, погонять на горном велосипеде. Ну и собирался так же — возьму-ка, мол, это, вдруг на маунтбайке покатаюсь… о, и это, вдруг полазать захочется. Обычно-то он все планирует заранее, но не в этот раз. Сказал, что поедет в Юту, в Каньонлендс. Вопрос только, добрался ли он до пустыни.

После полудня Брион и Пол еще раз обсудили ситуацию и решили:

— Дадим ему время до завтра, до девяти утра. Каждый скалолаз должен иметь шанс выкарабкаться сам, прежде чем поднимут вертолеты. Если завтра к началу смены его не будет, позвоню его родителям и поставлю всех на уши.

Во вторник вечером, примерно в половине седьмого, сразу после работы, мои соседи Брайан и Джо сидели в гостиной на Спрюс-стрит. Они подняли дверь гаража и расслаблялись, проверяя, не совсем ли выдохлись остатки пива в кеге.

— Слушай, что за история с Ароном? — спросил Джо.

— Он все еще не вернулся, — ответил Брайан. — Вроде бы Леона звонила утром в «Ют». На работу он не вышел.

— И что нам делать? Копам, что ли, позвонить?

Джо не был уверен, что это правильно, а вот Брайан встрепенулся.

— А давай-ка и вправду позвоним, — ответил он, хорошенько подумав.

Он вытащил телефонную книгу из-под журнального столика и отыскал контактный номер полицейского управления Аспена. Диспетчер взял трубку после первого же звонка.

— Наш друг уезжал и должен был вчера вечером вернуться, но не вернулся, его нет уже целый день. Мы боимся, с ним что-то случилось. Еще не паникуем, но уже боимся. Что нам делать?

— Можете подать заявление, что человек пропал без вести. Говорите, его нет уже сутки?

— Ага. Он должен был вчера вернуться из Юты, а сегодня не вышел на работу.

— Как его зовут?

Брайан сообщил мое имя, возраст, примерный рост, вес и приметы, а диспетчер занес эти данные в полицейский компьютер.

— Вы знаете номер его машины?

— Э… погодите секунду, — наверно, раскопаю.

Брайан пошел ко мне в комнату и отыскал маршрутный лист двухмесячной давности, который я заполнял перед соло на Беллз. Там значились номер (NM 846-MMY), год выпуска и модель моего пикапа.

— Как вы думаете, куда он поехал? Вы сказали, в Юту?

— Я знаю, что в четверг он ездил кататься на лыжах на горе Соприс, но потом собирался куда-то дальше, у него все было собрано. Если не путаю, речь шла о Юте — район Моаба.

— Ничего конкретнее — просто район Моаба?

— Да, именно так. Обычно он оставляет план маршрута, но в этот раз не оставил.

— Понятно. Что ж, для начала хоть что-то. — И диспетчер повесил трубку.

Он не сказал Брайану одну важную вещь: я отсутствовал недостаточно долго для того, чтобы полиция объявила розыск.

Блаженные лица цвета слоновой кости улыбаются мне. Они наполовину выступают из красных стен, похожих на стенки матки, ирреально бледные и лысые, как вывалянные в муке участники конкурса двойников Патрика Стюарта.[78] Стены складываются в алую трубу из органической ткани, пульсирующий волокнистый туннель, это мог бы быть пустой кровеносный сосуд диаметром два с половиной метра, однако я внутри его. В этом смутном видении я тянусь к губчатой стенке пальцами, трогаю ее. Она с нежностью отвечает на мое прикосновение. Так начинается избавление; я чувствую, что двигаюсь вдоль трубы, увлеченный пульсирующими движениями. Пока я плыву через скрытые изгибы и повороты туннеля, волокнистые складки мякоти стен касаются моего лица, рук с невидимой нежностью цветочного лепестка. Одно за другим минуя безгрешные лица, я смутно осознаю их оживление. Как любящие мимы, они зовут меня, но я не слышу голосов. Если всмотреться в их лица, я испытываю чувство неуверенного узнавания, но не могу остановиться и рассмотреть их, я продолжаю движение, и лица плывут мимо меня, прежде чем я успеваю признать хотя бы одно. Я не уверен даже в том, какого они пола, но лица словно принадлежат моим ровесникам или людям чуть постарше. В любом случае мне с ними уютно, как будто это лица друзей, но я не могу сказать наверняка.

Расслабленное движение по туннелю, нежному, как плацента, продолжается еще некоторое время. Я наслаждаюсь приятным плаванием сквозь толпу, но начинаю понемногу тревожиться. Что происходит? Что это за видения? Где я? Это сон? Где каньон? Окружающая среда, кажется, отвечает на мои вопросы, сжимается еще плотнее, и затем труба раскрывается передо мной. До этого момента путешествие шло строго по горизонтали, я не чувствовал силы тяжести, но теперь я качусь вверх по очень странным американским горкам. Лиц больше нет, есть только облицовка стен, минута за минутой скользящая мимо в монотонной прогрессии. Как высоко я поднялся? Видимо, на несколько сотен метров. Мясистые стенки ослабляют захват тела, лишь небольшая вибрация подкрепляет ощущение американских горок, отдавая в ногах, поясе, торсе и спине.