Возвращение - Геннадий Ищенко

– Как все люди могут быть злы? – сказала она. – Я понимаю, что бывают…

– Ничего ты не понимаешь, поэтому слушай, что тебе говорят, – сказал я. – В городе всем на всё наплевать и это не так заметно, хотя и здесь обольют грязью. А в деревне девчонок затравливали насмерть. Уедет такая куда-нибудь учиться или работать, а потом возвращается к родителям с грудничком. И это уже взрослые девушки, а не такие, как ты. Если был муж, который бросил, то могут даже помочь и посочувствовать. А если ребёнок нажит вне брака, отворачивались все, даже родня. А куда деваться в деревне от людей, от их взглядов и злых языков? Мужики подкатывают на предмет покувыркаться, а женщины смешивают с грязью, и все считают себя правыми. В самом деле, раз дала одному, почему не даст мне? И кто есть женщина, прижившая ребёнка от прохожего, если не шлюха? Доводили до того, что топили детей и топились сами.

– Хорошо, ребёнок – это одна из причин, – передёрнув плечами, сказала Люся. – Есть другие?

– Я обещал родителям, своим, и твоим. Их тоже пугает не твоя радость, а её последствия.

– Глупо это, – сказала она, устраиваясь поудобнее. – Родители хотят мне только добра, а кому, как не мне самой, знать, что для меня лучше?

– Мало быть умной, – сказал я. – И школьная программа – это не всё, что нужно знать человеку, а собственного жизненного опыта у тебя с гулькин нос. Все подростки мнят себя взрослыми, и слушают родителей через раз. Сколько потом льётся слёз, и не только этими умниками, но и их родителями. Люсь, прекрати ёрзать! И вообще, именинница, слезай с коленей, мне уже пора идти. Твои родители, наверное, из-за меня до сих пор не ложатся спать. До завтра.

– И чего вы хотите? – спросил Юркович одного из сидевших в его кабинете мужчин.

– По-моему, в бумагах написано достаточно ясно, – раздражённо ответил его собеседник.

– Для меня эта бумага, подписанная Семичастным, только свидетельство того, что вам дано право ознакомиться с работой объекта. Ваше начальство не имеет никаких прав на управление режимным республиканским объектом, так что ваши претензии безосновательны. Если начнёте настаивать, вообще не попадёте на объект.

– Вы соображаете, что и кому говорите? – вмешался второй мужчина.

– Соображаю не хуже вас, товарищ майор, – ответил Илья Денисович. – Этот объект – целиком наша инициатива, у него есть своё руководство, утверждённое правительством республики. Обращаясь к вам, мы лишь хотели помочь и поделиться информацией. Хотите принять участие в исследованиях? Пожалуйста! Вы явились сюда без согласования в очень представительном составе, да ещё с претензией на руководство. И куда мне вас девать? У меня в общежитии всего десять свободных мест, а вас больше двадцати и только пять учёных, а остальные – это офицеры комитета. Дозвольте спросить, на кой ляд вы там нужны в таком количестве?

– Потише на поворотах, полковник! – сказал первый из собеседников. – Вы обязаны оказывать нам содействие, а вместо этого…

– Я обязан оказывать содействие, а не подчиняться. У меня свое министерство и инструкция, утверждённая правительством Белоруссии. Обращайтесь к Шумилину или к своему Петрову. Но я уверен, что они не отдадут вам объект без санкции Киселёва, а он не сможет это сделать без Машерова. Вам надо было добиться в союзном правительстве переподчинения объекта, а уже потом выдвигать свои требования. Не скажете, зачем эта возня? На объекте работает большой коллектив учёных, дело налажено и прекрасно выполняется. К чему новые люди? Скажу по секрету, что дед Масей, скорее всего, пошлёт вас на… Далеко пошлёт. У него вздорный характер, и работать он согласился только из-за того, что мы с ним старые друзья по партизанскому отряду, да ещё обещали многое сделать для деревни. Всё это уже сделано, и он прекрасно понимает, что назад мы асфальт не заберём. Стоит вам убрать меня, и вся ваша работа накроется. Дед уже в летах и не такой здоровый, каким кажется. Если на него надавите, можете потерять вообще всё. Поэтому единственное, что я могу вам предложить, это отвезти на объект и включить в работу. Только вас слишком много. Десять человек, включая пять учёных, мы поселим в общежитии, ещё человек пять попробую расселить среди местных, а остальных, извините, мне везти некуда! Можете посовещаться, а потом скажете своё решение. Советую сейчас сходить в нашу столовую, а после обеда поговорим ещё раз.

– Дед, ты чего выкобениваешься? – спросил Масея Дмитрий. – Приехали большие люди из Москвы, а ты их прилюдно материшь! Совсем из ума выжил?

– Как ты разговариваешь с дедом! – разозлился Масей. – Раз послал, значит, было за что! Я знаю, что вы обо мне говорите, но я на людей без причины не лаю!

– И какая причина?

– То, что ты, Митя, давал подписку, не значит, что должен всё знать. Для этого у тебя мало звёздочек на погонах! Скажи лучше, почему Арина не прислала сметаны.

– Вареники она варила. У меня остановились два товарища…

– Дальше можешь не продолжать, – хмуро сказал Масей. – И сметану сожрали. Знал бы, ещё не так послал бы! Сходи к соседям или пошли жену, пусть немного возьмёт. И вареников передайте! С чем она их делала?

– С творогом.

– Тем более! Небось, была бы жива твоя мать, вы бы кормили сначала нас, а потом уже всяких приезжих выблядков!

– Дед, тебе же готовит домработница!

– Да разве она сделает вареники? Или ты хочешь, чтобы я ел городскую сметану? Совсем никакого уважения! И это после того, что я для вас сделал!

На следующее утро я спросил Сергея, не спит ли отец.

– Да нет, уже поднялся, – ответил друг. – А что?

– Загляни в квартиру и предупреди, что он мне нужен. Потом идите в школу, я догоню.

– Здравствуй, – ответил на моё приветствие Пётр Сергеевич. – Срочное дело?

– Даже не знаю, – замялся я. – Не хотел к вам обращаться…

– Но обратился, – сказал он. – Быстро говори, что нужно, и беги в школу, а то опоздаешь.

– Я отдал в редакцию «Молодой Гвардии» рукопись книги. Называется «Волкодав». Ничего такого, чего нельзя было бы напечатать, в ней нет, но она не совсем обычная. С редакцией я текст согласовал, а вот цензура, похоже, не хочет пропускать. Не мог бы Пётр Миронович…

– Я понял, – прервал он. – Беги, я думаю, что мы решим твою проблему меньшими силами.

В тот же вечер Сергей передал мне первый рисунок.

– Кнесенка Елень получилась просто блеск! – сказал я. – И всё остальное очень хорошо, кроме Волкодава. Вместо каторжника у тебя вышел участковый инспектор. Сядь на кровать, я попробую сделать набросок.

Я испортил два листа, и лишь на третьем получилось что-то похожее на то лицо, которое когда-то красовалось на обложках моих книг.

– Вот смотри, – показал я эскиз другу. – Попробуй довести этот рисунок до ума, а я съезжу в редакцию и покажу. Если они ни с кем не договорились, заключат договор с тобой.