Путь слез - Дэвид Бейкер

Герта пустила слезу.

– Нам говорили, что многие дети умерли, многие заболели. Мы не знаем, свидимся ли когда с нашим Руди, – ее голос задрожал, и Дидер сильнее прижал ее к себе.

– Мы поможем вам ради нашего мальчика. – Фермер взял жену за руку. – Но, послушайте меня, святой отец, некоторые из детей воровали в поместьях и принесли с собой чуму. Две недели тому назад мельник и все его семейство вымерло, и в доме графа сейчас многие при смерти.

Петер кивнул, но ничего не сказал.

Лидер стряхнул с длинной русой бороды зерновую шелуху.

– Мало кто будет рад вам и вашим детям. Те, что приходили до вас, принесли нам несчастье. Засуха, которая была на севере, миновала нас, а с тех пор, как прошли первые крестоносцы, у нас не было дождя. Некоторые считают, что эти дети приносят с собой беду. – Мужчина погладил всхлипывающую жену по плечу, утешая ее. – Сколько вас?

– Чуть более двух десятков, – ответил Петер.

– Сколько больных?

– Я не заметил ни одного, хотя многие сильно ослабели. Фермер пристально посмотрел на Герту, затем на дочь Беатрис. На мгновенье он задумался, потом решительно ответил:

– В дом я никого не впущу, но с радостью отпущу вас с провизией. К утру вы должны будете покинуть мою землю. Вот что я попрошу взамен: ежели Господь по милости своей даст вам встретиться с нашим Рудольфом, передайте, что мы любим его, я и его мать, и сильно по нему скучаем.

Герта сдавленно всхлипнула и выбежала вон, обливаясь слезами. У Петера на глазах появились слезы, и он пожал заскорузлую крестьянскую руку:

– Gracias tibi, сын мой. Отныне я буду молиться за Рудольфа и его благополучное возвращение.

Украдкой смахнув слезу со щеки, Дидер вышел в кухню, где стал вынимать содержимое бочонков и корзин, аккуратно расставленных вдоль стен. Большими руками он щедро накладывал припасы на одеяла Петера и Карла, расстеленные пред ним. Он положил сыра и жирной свинины, луковицы, несколько буханок пшеничного хлеба, деревянную кадку с овсом и просом для похлебки, и любимую бутыль с медом. Петер вдохнул запах хмельного медового напитка и зажмурился от предвкушения.

– Вы слишком добры, мой господин.

Нагрузив одеяло Петера, Дидер повернулся к Карлу.

– Осторожней со своими суждениями, парень. Ложные ожидания обманут тебя, и тяжким грузом лягут на плечи других.

Карл кивнул.

– Жена, подай мне те шерстяные, нет, те, что висят на колышке.

Герта забежала обратно в комнату и вынесла два одеяла, немного затертых, но все же приятных для глаз крестоносцев.

– Они принадлежали моим сыновьям, – ласково молвила Герта. – Они вам понадобятся холодными ночами, которые ожидают вас вскоре. – Она погладила Карла по золотистым кудрям положила руку ему на щеку. – Да хранит вас Господь от лесных духов.

Приближалась ночь, и, когда Петер и Карл прощались с добрыми хозяевами, прохладный горный воздух пробирал их до костей. Они направились к стоянке.

Когда крестоносцы заметили впереди знакомый блеск костра, небо совсем потемнело, звезды мерцали на нем как чистые бриллианты на густом черном бархате. Они вдвоем вышли на поляну, а когда начался дележ, дети радостным визгом приветствовали дары йомена. Петер внимательно обвел взглядом круг детей и тщательно оценил нужду каждого. Одно одеяло он вручил Посту:

– Поделись с Альбертом, – твердо сказал он, – и благодари Всевышнего Бога за Его милость.

Он провел глазами по выжидательным лицам остальных детей, сгрудившихся у костра. Всем было холодно, многие дрожали; у некоторых и вовсе не было одеял, но им давали приют другие, так что под одним узким одеялом жались друг к другу двое, а то и трое детей. Петер взял оставшееся шерстяное покрывало и еще раз осмотрел всех. Наконец он подошел к дрожащей Гертруде и накинул одеяло ей на плечи.

– Держи, малышка, и поделись с кем-нибудь еще.

* * *

Утро как обычно наступало под недовольное ворчанье и мычанье позевывающих детей. Фрида, Гертруда, Анна и Мария варили жидкую просяную похлебку.

– Я никогда этого не говорила, – резко сказала Анна. Ее бледные щеки вдруг вспыхнули нежным румянцем.

– А Гертруда поклялась, что говорила, – съязвила Фрида.

– Неправда. У меня даже и в мыслях такого не было, а я никогда не говорю того, о чем не думаю.

– А вот и нет! Ты думала, иначе ничего такого не сказала бы.

– Нет! Я не думаю, что ты красивее Гертруды, поэтому как бы я смогла такое сказать? Видишь!

– Тогда почему Гертруда так сказала?

– Гертруда, ты ей правда так сказала?

Гертруда покраснела.

– Ну, я уже не помню…

– Что? Ах ты, лгунья! Ты сказала, что злилась на Анну за то, что она тебя обидела. Ты сказала, что она тебе больше не подруга.

– Что-о? Это правда, Гертруда? Ты не хочешь со мной дружить? А вчера вечером ты сказала, что я тебе нравлюсь больше чем Фрида!

Ион-второй долго сидел, зажимая ладонями уши, но теперь не выдержал.

– Девчонки! Девчонки, заткнитесь! Каждое утро одно и то же: «Она сказала то, она сказала это», «мне нравится Вил» и «Конрад такой милашка».

– Кто меня так назвал? – вступил недовольный Конрад. Девочки застыли.

– Э, кажется, не важно… – запнулся Ион. – Вил зовет нас, слышите?

И снова, как у них заведено было по утрам, крестоносцы выстроились в ряд, получили благословение Петера и послушно потопали за Вилом к следующей горе.

Восходящее утреннее солнце вселяло радость и надежду, поэтому Карл с Георгом продолжили нескончаемую болтовню о Бюргдорфе и празднике Успения, до которого оставалась целая неделя.

– Наверняка мы увидим такое, что еще никогда не видывали, Георг. Засуха пощадила эти земли, урожай их обилен, и еды должно быть много…

– Ты правда думаешь, что еды будет достаточно много? – недоверчиво перебил его Георг. – Как бы я хотел снова увидеть столы, на которых много-много всяких яств!

Карл захохотал и ткнул Георга в живот. Вскоре их веселость передалась всей компании, и уже все взахлеб говорили о празднестве, и менестрелях, жонглерах и танцах, а лучшего лекарства для несчастных детских сердец было и не найти.

Петер немного отстал, и теперь усиленно пытался нагнать Вила. Он, спотыкаясь и натружено сопя, умудрился обогнать всю колонну, и нога в ногу, ступил с Вильгельмом на очередной гребень холма.

– Я убежден, – произнес запыхавшийся священник, – что мучительное хожденье по этим горам весьма схоже с мучительным хожденьем по жизни.

Вил закатил глаза.

– Разве ты не согласен со мной, отрок?

Юноша предусмотрительно прикусил язык. Ему надоели конечные мудрствования Петера о природе жизни, о Боге и состоянии мира.