Коричневые - Марк Дейч
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но боюсь, даже принятие Закона об экстремизме (а оно, принятие, все-таки состоялось) мало что изменит. Потому что дело не в Законе, а в желании его применить. Или в нежелании.
Чего до сих пор было больше, мы знаем.
Как вы думаете: зачем нам с вами прокуратура?
Ответ, казалось бы, ясен: прокуратура необходима для того, чтобы контролировать исполнение Закона. Чтобы оно, исполнение, было неотвратимым.
Но это ежели высокопарно. А если по-простому? Что значит – контролировать исполнение Закона?
Да очень просто: чтобы преступления – раскрывались, а преступников в обязательном порядке наказывали за содеянное. Что называется, невзирая на лица. Вот тогда-то мы с вами смогли бы обитать на просторах нашей необъятной родины более или менее спокойно, не страшась ежедневно за жизнь наших близких.
Но этого почему-то не происходит. И нам неуютно. Потому что мы понимаем: уж если убийства Меня, Листьева и Старовойтовой остались безнаказанными, то нам, случись что (не дай бог!), рассчитывать и вовсе не на что. И не на кого. Ведь не помогает даже
Дело в том, что прокуратура – она не для нас с вами, граждане. Она для начальства. Для самого высокого. Еще Петр Алексеевич, учредив в России прокуратуру по европейскому образцу, назвал ее «государевым оком». Чтобы, значит, наблюдало оно за нами, а заодно и за порядком в империи. А что значит – «государево»? Его, значит, собственное. Захотел государь – сморгнул, захотел – и вовсе глаз прикрыл. Его, государева, воля.
С тех пор у нас так и повелось. И не менялось. Хоть царь был, хоть Сталин, хоть Ельцин. Прокуратура всегда была при них. В их личной собственности. Без «высочайшего соизволения» прокуратура в России не могла и не может ничего.
А еще всегда был «личный контроль». Убьют кого-нибудь не из простых смертных или взорвут что-нибудь – самое высокое начальство берет следствие под свой контроль. При коммунистах ЦК контролировал, в новейшие времена – президенты.
А ведь этот «личный контроль» – абсолютно неправовая и даже противозаконная штука. Попробовал бы какой-нибудь там заокеанский президент взять под свой «личный контроль» некое расследование. Пусть бы даже и убийства. Так его сразу бы на место поставили. На президентское. Сказали бы вежливо, но твердо: это, сказали бы, ваше величество, совсем чужая епархия, нечего вам там делать, А то, глядишь, еще и импичментом пригрозили бы.
Оно конечно: что с «личным контролем», что без оного – результаты у нашей прокуратуры те же. Однако с «контролем» у прокуратуры тыл появляется. В лице царя-батюшки. Потому как – кто контролирует, тот, в случае нужды, и от недругов прикроет.
Но ведь в таком случае следователю придется учитывать мнение контролирующего. И личное, и окружения. Его симпатии и антипатии. Его интересы. А ну как кто-то из окружения окажется причастным к расследуемому преступлению?
Именно так случилось с делом об убийстве Дмитрия Холодова. «Личный контроль» Ельцина привел к тому, что следствие было практически остановлено.
Во время скандала с Гусинским Президент Путин, пребывая в демократической загранице, твердо произнес заученную фразу: «Наша прокуратура независима и подчиняется только Закону».
Позвольте не поверить.
* * *
России всегда не везло с прокурорами. И с генеральными, и с рядовыми.
Впрочем, любимец Петра, первый генерал-прокурор Российской империи Павел Ягужинский был, говорят, вполне хорош. Даже взяток не брал. Да и зачем ему? Первое лицо после царя, богатейший человек. По свидетельству современников, жил роскошно: тратил огромные деньги на экипажи, слуг, мебель. Всё, что имел, в том числе и титул графа, Ягужинский полчил из царских рук. Зато уж и служил ему не за страх, а за совесть. И только ему.
Правда, один грешок за Павлом Ивановичем водился: неумеренность в возлияниях. Да кто ж в нашей отчизне тут меру знал?
Зато все прочие и последующие прокуроры – от рядовых до генеральных – выгоду свою блюли свято. Брали со всех. Но служили – только царю.
Не Закону.
Потому что служишь тому, от кого твоя должность и твой оклад жалованья зависят.
* * *
В советское время прокуратура менее независимой не стала. Правда, рядовые прокуроры взятки брать побаивались и потому памяти о себе не оставили. Зато прославились Генеральные. Но не взятками. А личной преданностью.
При Сталине – Вышинский, отрабатывавший свою меньшевистскую молодость липовыми процессами против «врагов народа». Именно Вышинский, выполняя указание Генералиссимуса, совершил переворот в юриспруденции, впервые со времен Римского права введя в лексикон и в оборот «царицу доказательств» – признание обвиняемого в качестве главной и неопровержимой улики. Какими способами эта «царица» добывалась, мы теперь знаем. Вышинский, кстати, знал тоже.
При Хрущеве и Брежневе – Руденко. Этот тоже прославился переворотом, в одночасье отбросив за ненадобностью один из основных постулатов права – «закон не имеет обратной силы». По настоянию Хрущева и под конкретное уголовное дело Руденко ввел смертную казнь за спекуляцию валютой и золотом. Два таких спекулянта, уже осужденных к пяти годам лагерей (по максимуму), еще раз прошли через суд и были расстреляны.
А потом началась новейшая история. Постсоветская. Замелькали Генеральные прокуроры.
* * *
Первым был Степанков. Молодой и подающий. Сгорел вместе с тогдашним министром внутренних дел Баранниковым. Жена последнего отправилась в вояж по заграницам за счет некоего западного бизнесмена. Со Степанковым сего бизнесмена тоже связывали некие отношения. Не интимные. Доведенная до ушей президента, эта история Ельцину сильно не понравилась, и он отправил в отставку и министра и Генпрокурора.
При всей, на мой взгляд, справедливости ельцинского решения не могу не заметить: не нам, налогоплательщикам, не понравилась эта едва завуалированная форма взятки, а – Президенту.
Следующий – Казанник. Помните – «Совесть России» (так его называли). Этот самоустранился. А позже выяснилось: что-то там такое с мебелью казанниковской получилось, на многие тысячи долларов.
Потом долго исполнял обязанности Генпрокурора Ильюшенко. Непосредственно с этой должности он и угодил в «Лефортово». За порочащие его связи с некими иностранными предпринимателями.
После Ильюшенко нас долго забавлял Генпрокурор Скуратов. Этот никак не мог определить: он ли там, на видеокассете, с двумя дамами кувыркается, или все-таки не он, а лицо, на него, на Скуратова, похожее. Так и не определил. А еще костюмы свои итальянские, на прокурорскую зарплату справленные, всё никак сосчитать не мог, Сбивался…
Теперь вот нынешний, Устинов. С его роскошной квартирой стоимостью в почти миллион долларов. Квартирку эту г-н Устинов получил от кремлевского завхоза за бесплатно.