Иероглиф смерти - Антон Грановский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
– Не стану скрывать – вам больно, – сказал Игорь Соболев, держа в пальцах иглу.
– Тебе не обязательно это делать, – хрипло проговорила Маша, стараясь не показывать ужаса, который она испытывала. – Ты можешь просто уйти.
– И что дальше?
– Дальше? Все закончится. Ты выполнил свою работу. Обидчики Эльзы мертвы. Ты больше ничего ей не должен.
Парень медленно покачал головой:
– Нет. Она так не думает.
– Она мертва.
– Ошибаетесь. – Во взгляде Соболева мелькнуло безумие. – Она все еще ждет… Там, в темноте.
На мгновение лицо Соболева исказилось, словно он вспомнил о чем-то тяжелом и тревожном, но через секунду черты его снова расправились, он улыбнулся и сказал:
– Давайте закончим этот разговор. Пора действовать.
Он склонился над Машей, грубо схватил ее пальцами за губы и сжал их – так сильно, что у Маши потемнело в глазах от боли.
Она зажмурилась и стиснула зубы, но вдруг над головой у нее раздался резкий звук удара, и пальцы Соболева разжались. Что-то тяжело рухнуло на пол. Маша открыла глаза и увидела Глеба Корсака. Его лицо было бледным, губы дрожали, щека была расцарапана в кровь, а левый глаз затек лиловой гематомой.
Глеб опустил бронзового льва и вытер рукавом плаща потный лоб.
– Кажется, я успел вовремя, – сказал он.
– Господи, Глеб! – По лицу Маши потекли слезы. – Глеб…
Он швырнул бронзовую статуэтку на диван, достал из кармана складной нож, склонился над Машей и быстро перерезал скотч, которым были стянуты ее руки.
– Ты как? – спросил он, внимательно оглядывая ее лицо.
– Я в порядке, – с усталой улыбкой сказала она. – Цела и невредима.
Глеб осторожно обнял ее. В ответ она сжала его в своих объятиях, закрыла глаза и зарыдала.
– Хорошо, что ты пришел… – бормотала она. – Как хорошо, что ты пришел…
– Ну-ну-ну. – Глеб ласково погладил ее по волосам. – Я всегда буду рядом… Что бы ни случилось.
– Да… – Она улыбнулась сквозь слезы и открыла глаза. Хотела что-то добавить, но вдруг посмотрела на что-то у Глеба за спиной и хрипло крикнула: – Глеб, он сбежал!
Корсак обернулся. В комнате никого, кроме них, не было.
– Он сбежал, Глеб! Соболев сбежал!
– Да, – согласился Корсак. – Но это еще не конец. Рано или поздно он попадется.
Мария вздохнула и снова обняла Глеба.
– Как хорошо, что ты пришел, – повторила она.
Стол искрился хрустальными вазочками, салатницами и бокалами. Селедка под шубой манила свекольной мантией, густо присыпанной яичной крошкой. «Мимоза», «Оливье», салат по-гречески – от вида этих прелестей у Толи Волохова и Стаса Данилова свело животы.
Маша поставила на стол последнее блюдо с закусками, отошла на шаг от стола и полюбовалась получившимся результатом.
– Красота! – сказал Волохов.
– Так бы и съел все это! – поддержал его Стас.
– Пока ешь глазами, – сказала Маша.
Один только Митька оставался равнодушным к этим гастрономическим излишествам. Он схватил с блюда кусок холодной буженины по-тевтонски, запеченной в тесте, и сказал:
– Мам, можно я еще поиграю в плейстейшен?
– Хорошо, только немного.
Митька умчался к себе в комнату. Стас Данилов проводил его взглядом, повернулся к Маше и сказал:
– Значит, все разрешилось.
– Угу, – кивнула она и улыбнулась, не в силах сдержать свою радость. – Митька останется со мной!
– Ну вот видишь. – Стас тоже улыбнулся. – А ты боялась. Кстати, как твой бывший? Вы по-прежнему враги?
– По закону он сможет брать к себе Митьку на выходные. Ничего другого ему не светит.
– Жесткое решение. Но правильное. Слушай, Марусь, а давай я тебе коньячку накапаю – а то ты какая-то бледненькая.
Маша покачала головой:
– Нет.
– Ну, давай хоть Толику налью. Он тоже выглядит неважно.
– Стас, хватит вымогать коньяк, – с напускной строгостью сказала Маша. – Потерпи еще десять минут.
– Да мы всего по бокальчику, – пробасил Толя Волохов.
– Знаю я ваши «бокальчики». Откроете бутылку – и уже не остановитесь, пока все не выпьете.
Толя вздохнул, взял со стола сигареты и отправился на балкон – курить. После того как он ушел, Стас продолжил качать права.
– Не понимаю, какого черта мы должны ждать этого журналиста?
– Затем, что я его пригласила.
– «Пригласила». Если хочешь знать, я вообще сомневаюсь, что твой Корсак придет. Журналисты – они ведь такие непостоянные.
Поняв по непреклонному виду Маши, что настроена она решительно, Стас смиренно проговорил:
– Ладно, коньяк не разрешаешь, так дай хотя бы бутер с мясом.
– Это не «бутер с мясом», а буженина по-тевтонски – изысканное блюдо. И вообще, руки прочь от стола! Сядем за стол, тогда и поешь.
– Любимова, ты садистка. Я с утра ничего не жрал.
– Сказала – нет.
– А почему Митьке можно, а нам нельзя?
– Потому что он ребенок.
– Мы тоже. Посмотри на Волохова – пусть он и размером с башню, но по развитию – сущее дитя.
Стас потянулся за мясом, но Мария шлепнула его по руке:
– Сказала – терпи.
Стас вздохнул и поскреб затылок.
– Ну дай хотя бы конфетку, – горестно проговорил он. – Я знаю, у тебя всегда есть.
Маша подошла к шкафу, достала из вазочки одну конфету и протянула Данилову:
– Держи, вымогатель.
Он взял, посмотрел и скривился:
– Даже не шоколадная.
– Не нравится – отдай обратно.
– Ладно, съем. Чего не сделаешь ради друга.
Данилов освободил конфету от фантика, придирчиво осмотрел ее и только после этого запихал в рот.
– Значит, ты думаешь, что Виктора Багирова отпустят? – спросил он в продолжение беседы, шамкая набитым ртом.
– Думаю, да.
– Я бы на твоем месте не был так уверен. Багиров убил троих человек. К тому же сделал чучело из собственной сестры. – Стас передернул плечами. – Ужас. Как вспомню – так вздрогну.
– Он защищал свой дом, – возразила Маша. – А эти трое пришли к нему с оружием в руках. И они явно собирались не чаю с ним попить. К тому же двое из них – довольно известные в криминальных кругах личности.