Готовность номер один. Шестьдесят лет спустя - Григорий Сивков

Новые самолёты в полк поступали регулярно. За каждым летным экипажем был закреплен самолёт, но иногда, особенно в дни напряженных боев, случалось, что машин не хватало. Тогда приходилось летать и на "чужих" машинах. Однажды на моем штурмовике полетел Вася Харченко. Его подбили, он сел на своей территории, спустя день вернулся в полк и говорит:

— На таком самолёте могли подбить…

Женя Прохоров спрашивает:

Что, немцы знают самолёт героя? — Нет не в этом дело, — смеется Вася. Часто смотрел на приборную доску.

— Ну и что? Все смотрят на приборы.

— Там не только приборы…

Пришлось пояснить ребятам, что на доске была вмонтирована фотокарточка Кати.

Женя Прохоров сказал Васе:

— На чужой каравай рот не разевай, особенно над целью. А то гитлеровцы тут как тут. Неровен час и убить могут…

Поздно вечером, читая газету, узнаю с радостью: Указом Верховного Совета СССР от 23 февраля 1945 года Кате присвоено звание Героя Советского Союза. Пишу ей тотчас поздравления. А на другой день Боря Корецкий вручает мне сразу две корреспонденции: от Кати и её фронтовых подруг.

"Здравствуйте, "наш" Гриша! Сегодня у нас в части большой праздник и большая радость. В семью наших славных героев влились шесть замечательных девушек нашей страны.

В число этих шести входит и Катюша. Мы думаем, что Вы сейчас вместе с нами радуетесь за Катюшу.

Год назад это высокое звание получали Вы, Катя лично могла Вас поздравить и присутствовать на Вашем торжестве.

И мы сейчас очень сожалеем, что Вас нет вместе с нами и для полного счастья Катюше не хватает только Вас.

Сколько поздравлений, теплых дружеских рукопожатий и поцелуев приходится ей принимать! Ведь Вы завидуете сейчас нам, да?

Гриша, вся наша эскадрилья поздравляет и Вас с тем, что у Вас такая замечательная подруга и такая крепкая и чудесная дружба.

Ну вот и все.

От души желаем Вам стать дважды Героем, а Кате матерью-героиней, тогда ни одна чаша весов не перетянет.

Вы простите, что мы называем Вас "наш".

В нашей эскадрилье принято всех будущих "гвардии зятьев" называть "наш". Ведь Вы не обижаетесь за это? Ну и хорошо!

Крепко жмем Вам руку.

Коллектив 1-й авиаэскадрильи.

26. 2. 45 года".

… Наземные войска по-прежнему вели напряженные бои. Линия фронта рядом. Каждый раз кто-нибудь из командования полка выезжал на передовую, чтобы вместе с представителем пехотного командования корректировать и направлять удары штурмовиков. Подошел и мой черед. Поехал к пехотинцам.

— Буду держать связь со своими, говорю подполковнику, представителю пехотной дивизии. — А вы будете подсказывать куда лучше всего с воздуха ударить по цели.

— Условились. Обстановка на передовой часто меняется. Надо выбрать хороший НП.

Выбрали колокольню в двух километрах от линии фронта. Немецкие позиции хорошо видны. Фронт проходит по ровному полю. Горят два танка противника.

Идет группа наших самолётов.

— Нацельте туда своих ребят.

Подполковник указал место. Сообщаю по рации цель.

Ведущий отвечает:

— Вас понял! Цель вижу. Атакую.

Отбомбились ребята. Бомбы уложили в цель.

— Хорошо сработали! — кричит подполковник. — Молодцы!

А вскоре летит группа "юнкерсов" и "мессеров". Бьют из пушек по колокольне. Разрывы бомб ложатся рядом. Скатываемся в церковный подвал.

Фашисты бомбят. Страшно, когда не видишь куда и как летят бомбы. В подвале сыро, темно, пахнет какой-то тухлятиной. Земля и стены содрогаются от взрывов. Грохот неимоверный. Сыплется штукатурка. И, кажется, вот-вот рухнут стены.

Вылезаем наружу. Стоим, прижавшись к стене. Видно, как заходят "юнкерсы", куда летят со страшным визгом и свистом бомбы. Немцы, надо отдать им должное, крупные были спецы по шумовым эффектам. Шума от них всегда было больше, чем урона.

Когда атака бомбардировщиков развертывается на глазах, страха ощущаешь меньше, чем в темноте подвала, там почему-то кажется много страшнее.

А поздним вечером сижу вместе с группой пехотинцев в лесу у костра. После печеной картошки и кружки чая перечитываю Катины письма, они со мной в планшете.

"Гриша, здравствуй! Сегодня 8 марта. У нас должен быть грандиозный праздник. Только поэтому мы сейчас стоим в городе. Впервые должны увидеть большого хозяина. Все это начнётся часов в шесть а сейчас всего-навсего два часа, делать совершенно нечего. Хоть только вчера вечером я написала тебе письмо, а сейчас решила ещё написать. Ты, конечно, уже поздравил меня с сугубо нашим праздником, да? Вчера получила от тебя письмо из-под Одессы. Обо мне не беспокойся, ведь наша работа, во-первых, не очень опасная, а во-вторых, теперь ведь я гораздо меньше летаю, чем раньше. Бог войны, во-первых, артиллерия, а во-вторых, Марс. Вот и молись тому, кого считаешь более сильным. Ты знаешь, а я уверена, что к моему дню рождения война закончится и без молитв.

Помнишь, я писала тебе о наташиной "Молитве лётчика"?

Так вот она:

Ну, как тебе нравится?

Хорошо, правда, да и метко очень. Писалась она как раз в то время, когда были самые длинные ночи с луной и облачностью в 400 метров. А цели за 100–150 километров. Как раз в то же время вводили у нас парашюты, которые сначала для нас были действительно злом. А теперь мы уже совсем привыкли к ним, а особенно после случая с Руфой, когда мы на деле увидели пользу парашюта. Да, Марина-то находится пока временно в городе Тухолья [4]. Наши части подошли почти вплотную к Штеттину. Вот здорово пошли! Ну, а как у вас? Скоро начнете? Кончаю. Привет всем, всем. Целую тебя, мой дорогой, много, много раз и нежно и крепко (скоро ли кончатся эти бумажные поцелуи?!) Ещё раз целую. Твоя Катя. Привет от девочек".