Просвещение продолжается. В защиту разума, науки, гуманизма и прогресса - Стивен Пинкер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
~
На протяжении большей части истории человечества войны были привычным занятием государств, а мир представлял собой не более чем передышку между столкновениями[454]. Это ясно видно на рис. 11–1, где показано, как за последние 500 лет менялась доля времени, которое великие державы того периода проводили в состоянии войны друг с другом. (Великие державы – это государства и империи, влияние которых распространяется за пределы их территории, которые воспринимают друг друга как равных и которые в совокупности контролируют большую часть военного потенциала планеты[455].) Войны между великими державами, в том числе мировые войны, – самая чудовищная форма разрушения, какую смог придумать наш несчастный биологический вид, и на них приходится большая часть жертв всех войн, вместе взятых. Как мы видим, на заре Нового времени великие державы находились в состоянии войны практически постоянно. В наши дни они не воюют вообще никогда: последней такой войной стало противостояние США и Китая в Корее больше шестидесяти лет назад.
РИС. 11–1. Войны великих держав, 1500–2015
Источник: Levy & Thompson 2011, дополнено данными для XXI века. Процент времени, когда великие державы находились в состоянии войны друг с другом, рассчитан для периодов в 25 лет (кроме периода 2000–2015). Стрелка указывает на период 1975–2000 гг., последний, учтенный на рис. 5–12 в Pinker 2011
Зигзагообразный спад распространенности войн между великими державами скрывает две тенденции, которые до недавних пор имели противоположную направленность[456]. В течение последних 450 лет войны с участием великих держав длились все меньше времени и случались все реже. Однако по мере того, как их армии становились все более многочисленными, подготовленными и лучше вооруженными, войны между ними оказывались все более кровопролитными. Кульминацией этого процесса стали две мировые войны – короткие, но немыслимо разрушительные. Только после второй из них все три показателя интенсивности военных действий – частота, длительность и число погибших – пошли на спад одновременно, и на планете наступил период, именуемый «долгим миром».
Дело тут не только в том, что великие державы перестали воевать друг с другом. Война в классическом ее понимании – вооруженный конфликт между регулярными армиями двух суверенных государств – уходит в прошлое[457]. В любой год после 1945-го случалось не более трех таких войн; в большую часть лет с 1989-го – ни одной; после американского вторжения в Ирак в 2003 году они вовсе перестали происходить – это самый долгий период без межгосударственных войн с конца Второй мировой[458]. В наше время столкновения между регулярными армиями уносят десятки жизней, а не сотни тысяч и не миллионы, как это было в полномасштабных войнах между суверенными государствами на протяжении истории. После 2011 года «долгий мир» иногда явно находился под угрозой, в том числе из-за конфликтов между Арменией и Азербайджаном, Россией и Украиной, а также Северной и Южной Кореей, но в каждом из этих случаев стороны делали шаг назад до того, как разгоралась настоящая война. Это, конечно же, не значит, что полномасштабная эскалация вооруженного столкновения невозможна, но мы вправе сделать вывод, что война стала чем-то из ряда вон выходящим, чем-то, чего государства стараются избегать (практически) любой ценой.
География войн также продолжает сужаться. В 2016 году мирное соглашение между правительством Колумбии и марксистской группировкой ФАРК положило конец последнему активному вооруженному конфликту в Западном полушарии и последнему отголоску холодной войны. Эпохальный характер этого события становится ясен, если вспомнить ситуацию всего за несколько десятилетий до того[459]. Как и в Колумбии, левые партизаны воевали тогда с правительствами Гватемалы, Сальвадора и Перу, которых поддерживали США, а в Никарагуа, наоборот, повстанцы-контрас при поддержке США боролись с левым правительством; в общей сложности эти конфликты унесли жизни 650 000 человек[460]. Наступление мира в целом полушарии повторяет процессы в других крупных регионах планеты. Века кровопролития в Западной Европе, кульминацией которых стали две мировые войны, уступили место почти семи десятилетиям мира. Конфликты на Дальнем Востоке и в Юго-Восточной Азии унесли в середине XX века миллионы жизней – во время японской агрессии, гражданской войны в Китае и войн в Корее и Вьетнаме. Теперь же, несмотря на серьезные политические разногласия, в этом регионе практически не регистрируется межгосударственных столкновений.
За малыми исключениями, войны, которые ведутся в мире, теперь сосредоточены на территории от Нигерии до Пакистана, где проживает менее одной шестой части населения планеты. Все это гражданские войны, что, по определению Уппсальской программы данных о конфликтах (Uppsala Conflict Data Program, UCDP), означает вооруженный конфликт между правительством и организованной силой, жертвами которого достоверно становятся от тысячи военных и гражданских лиц в год. В этом вопросе за последние годы было от чего пасть духом. Резкий спад числа гражданских войн после окончания холодной войны (с четырнадцати в 1990-м до четырех в 2007-м) сменился ростом, так что в 2014-м и 2015-м их было одиннадцать, а в 2016-м – двенадцать[461]. Слому тренда в первую очередь поспособствовали радикальные исламистские группировки, которые в 2015 году были одной из сторон конфликта в восьми случаях из одиннадцати; если бы не они, никакого роста числа войн мы бы не наблюдали. Вероятно, не является совпадением и то, что двум из войн 2014 и 2015 годов мы обязаны другой противостоящей Просвещению идеологии – русскому национализму: поддержанные Владимиром Путиным сепаратисты вступили в конфликт с правительством Украины в двух ее областях.