Габриэль. Том второй - Тимур Шакиржанович Касымов

- Элементали есть, - напомнил Дилион.

- Элементали нас не тронут. Они притягиваются большой энергией. А кольцо маскирует энергию Габриэля.

- Точно? – спросила Дариэль. – Откуда ты знаешь?

- Я тоже чувствую энергию существ. От него, - Вивер указал на вампира, - исходит не больше, чем от обычного человека.

- Думаю, они правы, - закивал Рогнар. – Лучше подождите пару дней. Одного легче защитить, чем троих.

После нескольких замечаний, расспросов, уточнений, вздохов, переживаний и альтернативных предложений, призванных вытянуть гнома из-под риска и показать, что они не боятся никаких монстров и вампиров и очень даже рады отправиться сразу вместе, эльфийка с магом согласились подождать возле леса.

- Там гостиный двор есть, километрах в семидесяти от Паучьего, - сообщил Рогнар и нахмурился, вспоминая его название. – Дай Дамааш памяти… «Роковой ужин», «Опасный ужин»… Нет…

- «Ужин отдай врагу», - подсказал улыбающийся Габриэль.

- Не можешь помочь - хоть не мешай.

- «Последний ужин», - сказал Вивер.

- Да, «Последний ужин», - с благодарностью посмотрел на него старик. - Мы останавливались там перед походом в Паучий. Добротное местечко!

- Название то какое… символическое, - заметил маг.

- Раньше там было много народу, - проговорил моркут. – Когда все весело бежали в Паучий Лес за сокровищами и головами вампиров. Потом остались только самые храбрые и крутые, а потом и вовсе одни дураки.

- Ничего, что вы с дураками поживёте пару дней? – спросил вампир, улыбнувшись.

- С дураками веселее, - улыбнулся в ответ Дилион.

*****

С первыми страшными рыками ночных чудо-юд, наши герои свернули с дороги, углубились метров на двести в лес и стали разбивать лагерь.

- Я за оленем, - сказал Габриэль.

- Давай лучше медведя? - предложил Рогнар. – Давно медвежатинку не ел.

- Если другие не против.

Другие были не против.

- А я давно не охотилась, – посмотрела на вампира эльфийка. – Можно с тобой?

- Конечно, - улыбнулся тот и повернулся к ней спиной. – Запрыгивай!

Глава 23

В это самое время, в тринадцати километрах к северу от наших героев, домой возвращались пять запоздалых лесорубов. Все они были высокими, здоровыми и с огромными топорами за спинами. Один сидел на козлах большой открытой телеги, доверху гружённой стволами деревьев, пилами, точилами и мешками с личными вещами, и правил двумя лошадьми, остальные шли рядом.

Сумерки постепенно окутывали дорогу, снижая видимость. Редкие рыки монстров долетали до ушей пышущих здоровьем лесорубов и заставляли их содрогаться.

Когда я впервые увидел эту процессию, я подумал, что они задержались на работе именно из-за того, что были высокими, здоровыми и с огромными топорами. Потом, прислушавшись к их разговорам, наполненных любовью к своему делу и нелестными выражениями в адрес других лесорубов, я понял, что они просто фанаты рубки, пиления и валки деревьев и не могут позволить соперникам обогнать их по производительности.

До Аплина – их родной деревеньки – такой же дыры, как Мосьти, - оставалось три километра, когда из леса раздался крик:

- Папа, папа! Папочка мой!

- Лесита! – вскрикнул лесоруб с густой рыжей бородой и помчался на зов.

- Стой, Вакин! Стой! Куда ты? Это не она! Это дагрот! – закричали его друзья и кинулись за ним.

- Доченька моя! Моя родная! – бежал со слезами на глазах Вакин, не позволяя доносящимся сзади предостережениям «прицепиться к себе и потащить назад».

Он уже увидел силуэт своей малышки, стоящей возле ствола огромного бука. Подбежав ближе, он разглядел то самое синее платьице и серую косынку, в которых его семилетняя дочурка убежала в лес летом прошлого года.

«Не нужно было идти на поводу у ребёнка, не нужно было брать её с собой на работу! А если взял, то глаз должен был не спускать с неё!» - эти упрёки, щедро приправленные ругательствами и отсылками к его тупости, нерасторопности и невнимательности, лежали в основе всех эмоциональных высказываний, которыми Вакина очно и заочно «полоскали» жена и все её близкие родственники после пропажи Леситы.

Его родственники были немного сдержаннее, но их слова и взгляды всё равно кололи больнее. Кололи по периметру рваной раны, которая разверзлась от горя и осознания того, что он больше никогда не увидит свою маленькую, всегда улыбавшуюся, любопытную и бесконечно любившую его принцессу.

Время успокаивало разгневанных родственников – их упрёки становились реже, короче и всё чаще заканчивались словами утешения и поддержки, - и затягивало раны безутешных родителей, превращая их в огромные, жуткие шрамы. Вид подружек Леситы, которые жили, росли, развивались и веселились, бередил затянувшиеся места и времени приходилось «проходиться по ним иголкой с ниткой» заново.

Две декады после пропажи Леситы Вакин с женой, друзьями и близкими родственниками прочёсывали окружающий их деревню лес каждый день. С рассвета до первых криков ночных монстров. Хотя разум и «стучал им костяшками пальцев по черепушкам», заявляя, что семилетний ребёнок не смог бы продержаться в лесу и одну ночь. Друзья не передавали эти заявления безутешным родителям и родным пропавшей, но хватали их в охапку и тащили домой с наступлением темноты, благоразумно выполняя уже не заявления, а приказы своих сознаний, отданные в состоянии паники. Вот самый мягкий и культурный из подобных приказов (он пришёл в голову деревенского врача, известного своей добротой и тонкой душевной организацией):

- Ты совсем тупой? Ещё немного, и вы поймёте почему семилетний ребёнок не продержится ночью в лесу! Живо шуруйте отсюда! Хватай этих убитых горем зомби и тащи их в деревню, даже если они будут драться и кусаться!

Но бродилки по лесу не были бесполезными. Они оказывали благоприятный эффект на психику «убитых горем зомби», давая надежду, не оставляя наедине с опустошающей душу бедой и уберегая от страшных, отчаянных поступков, которые тех так и тянуло совершить.