Хранительница царских тайн - Анна Князева

Дмитрий Андреевич поднял голову и посмотрел на дверь. В комнату заглянула Полина.

– Простите… – сказала она Бекешеву и перевела глаза на Сергея. – Нам нужно поговорить.

– Я занят, – сказал он. – Поговорим позже.

– Но это срочно, – настаивала Полина.

– Хорошо. – Следователь поднялся и сказал Бекешеву: – Прошу вас не уходить. Я скоро вернусь.

За дверью он сердито накинулся на Полину:

– Неужели не понимаешь, что я занят? Пошла бы лучше поспать.

– Я и пошла.

– Опять что-то придумала… – Дуло насмешливо улыбнулся. – Ну, что на этот раз?

– Идем наверх, сам увидишь…

Они шли по коридору в сторону лестницы.

– Понимаешь… – Полина шагала чуть впереди и, рассказывая, заглядывала в его лицо. – На той папке, что лежала в чемодане, на корешке есть надпись: «И. Я. Стеллецкий». Это очень старая папка, она наверняка принадлежала Стеллецкому. А поскольку папки существуют для того, чтобы туда что-то складывать, резонно предположить: в ней был дневник. Ведь если рассудить, раненый Николай Троицкий вполне мог рассказать своему врачу, где спрятал дневник. Верно?

– Гипотетически – да, – задумчиво произнес следователь.

– А это значит, что дневник мог попасть к моей матери. Думаю, Троицкий рассказал и то, насколько опасно держать его при себе.

– Предположим.

Они зашли в комнату. Полина взяла папку и показала надпись на корешке:

– Но это еще не все. Смотри… – Она развернула помятый лист. – Это латинское изречение вырезано на могильном кресте: «Hic locus est, ubi mors gaudet succurrere vitae». Оно гласит: «Вот место, где смерть охотно помогает жизни».

– Так, – кивнул Сергей Дуло, – это я уже слышал.

Полина показала другую бумагу.

– А вот что лежало в чемодане. Читаю: «Loсо laudato est, ubi mors gaudet succurrere vitae».

– То же самое…

– Сначала мне тоже так показалось. Но сегодня вечером я додумалась сравнить обе фразы.

– И что?

– Первые два слова не совпадают! Если на кресте вырезано «hic locus», что означает «вот место», то на бумаге, найденной в чемодане, первые два слова: «Loсо laudato».

– Ты знаешь, как это переводится? – спросил Дуло.

– Да! – Полина разволновалась. – «Loco» – то же самое, что «locus», и означает «место». А вот слово «laudato» переводится как «названный» или «указанный».

– И каков результат?

– Второе выражение можно перевести так: «В названном (указанном) месте, где смерть охотно помогает жизни». Ты понимаешь? Понимаешь, что это значит? Здесь прямое указание места, где нужно искать дневник!

– Пока не понимаю.

– Смотри… – Полина разволновалась. – Папка с именем Стеллецкого пуста, но она сохранилась – это явная установка на то, что ее содержимое находится в другом месте.

– Но как понять, где?

– Здесь на помощь приходит латынь. Конечно же, вырезать латинское изречение на кресте – такое вряд ли выдумал Тимофей-плотник. Это наверняка идея моей матери. – Полина указала пальцем на бумагу из чемодана. – Здесь – тоже ее почерк.

– Ну и что? – спросил Сергей Дуло.

– Я уверена, что в изречении ею сознательно допущена ошибка. Сознательно! Эта ошибка указывает на место, где нужно искать. Короче… – Полина решительно развернулась к Дуло. – Я знаю, где спрятан дневник.

Сергей Дуло вскинул глаза:

– Ну?

– Он в гробу.

– И только-то? – Следователь направился к двери. – Позовешь, когда у тебя появятся идеи пооригинальней.

– Постой.

Что-то в ее голосе заставило Сергея остановиться.

– Искать нужно там хотя бы потому, что гроб – пуст.

– Ты в этом уверена?

– Но ведь я жива.

– И здесь тебе нечего возразить, – сказал Дуло. – Только я на твоем месте сначала бы позвонил отцу.

– Уже…

– Что?

– Позвонила. Он все рассказал. И про Троицкого, и про Беляевский детдом.

– А про могилу?

– Про могилу, папку и латынь знаем только мы. Именно поэтому мы должны действовать немедленно.

– И что же прикажешь делать? Произвести эксгумацию?

– Да.

– А ты знаешь, сколько бюрократических бумажек нужно собрать, чтобы получить разрешение?

– Нет.

– Тысячу, – сказал Серегей.

– Тогда обойдемся без бумажек. Усопшая не возражает, а это – главное.

– Усопшая? – не понял Сергей Дуло, а потом улыбнулся. – Ну, если только усопшая… Хорошо, я подумаю. И поговорю с Филипповым. Попробуем разыскать няню, которая работала в семье Троицких. Возможно, она слышала про дневник. А теперь мне нужно вернуться к Бекешеву.

– Можно с тобой?

– Ну, пошли…

Сергей Дуло сел рядом с Бекешевым, Полина расположилась на стуле у двери.

– Не знаю, стоит ли спрашивать об этом, но спрошу… Дело касается вашего друга Николая Троицкого, – заговорил Сергей Дуло.

– Вероятно, вы хотите узнать об истории с дневником Стеллецкого?

– А почему вы об этом подумали? – Следователь поднял глаза.

– Это единственное, о чем можно говорить после его смерти. Вы наверняка знаете: их с женой убили из-за того дневника. Да… Темная история. Николай рассказывал мне о том, что после смерти отца в его жизни стали происходить странные вещи. То портфель украли, то на кафедре в письменном столе кто-то копался… Он не связывал эти происшествия с дневником Стеллецкого. Хотя, я думаю, скорее недоговаривал. А ведь я видел дневник. Правда, всего один раз: толстая тетрадь величиной с книгу, обложка серого цвета с коричневым корешком. Это было в те времена, когда я помогал Николаю собирать материалы. Он берег дневник от чужих глаз. И, как выяснилось, не зря…

– Вы сказали, что помогали Троицкому собирать материалы. Для чего? – Следователь подтянул к себе пепельницу и закурил.

– Для статьи о библиотеке Ивана Грозного. Хорошие были времена… Жаль только, что потом Николай отказался от моей помощи. И не использовал в статье сделанные мною выкладки.

– Вы читали эту статью? – спросила Полина.

– Конечно. Только уже не помню деталей.

– В ней говорится о том, что на протяжении веков библиотеку разыскивает тайный орден «Рыцари Невидимой Власти», – сказал Сергей Дуло.

– Да, припоминаю, что-то связанное с тайными орденами. Очень скользкая тема. Я говорил, что не стоит связываться, но он не послушал. – Бекешев мрачно улыбнулся. – Видите, какая разница во взглядах. Несмотря на это, мы с Троицким были друзьями.