Москва купеческая - Павел Бурышкин

На заявление 66 деятелей торговли и промышленности последовал чрезвычайно резкий ответ председателя Биржевого комитета Г. А. Крестовникова. Он поместил в газете «Голос Москвы» письмо, в котором сообщил, что он узнал о вышеуказанном заявлении лишь из газет, по своем возвращении из Петербурга.

«Будучи председателем Московского биржевого комитета по выбору Биржевого общества, – писал он, – я являюсь официальным представителем торговой и промышленной среды Московского района; я почитаю долгом своим заявить, что в числе подписавших это письмо значится один старшина Московского биржевого комитета из состава шести старшин и председателя и 29 лиц выборных биржевого общества из общего его состава 120 лиц.

Я не сомневаюсь, что большинство состава Биржевого общества разделяет мое мнение о совершенной неуместности и нетактичности такого выступления, которое ничего не выясняет и лишь способствует усилению волнений».

В заключение председатель Биржевого комитета указал на содержащуюся, по его мнению, в заявлении «некорректность» подписавшихся по отношению к торгово-промышленной среде, за которую они как бы взяли на себя смелость высказаться, а также по отношению к нему, «избранному представителю», которому стало известно об этом выступлении только из газет.

Несомненно, цифра, приведенная председателем Биржевого комитета, совершенно точна, и из числа выборных Биржевого общества подписи дала одна шестая общего состава. Но дело не в этом. На события в Московском университете откликнулись наиболее известные в Москве фамилии, главным образом те, которые вообще были в общественно-промышленной работе. Можно отметить, что, кроме самого Г. А. Крестовникова, нет подписей Н. И. Прохорова, А. Н. Найденова и Н. А. Второва, но последний всегда был в стороне от вопросов, не затрагивавших непосредственно промышленность или торговлю.

На резкое письмо Крестовникова последовал ответ подписавших выступление 66, а именно: А. И. Коновалова, П. П. Рябушинского, С. И. Четверикова и Н. Д. Морозова.

Они упрекали Крестовникова в том, что он в своем письме совсем не реагировал ни на события в университете, ни на правительственные мероприятия и свел центр тяжести открытого письма 66 промышленников как бы к фальсификации общественного мнения тем, что подписавшиеся отметили свою принадлежность к торгово-промышленной среде. Подписавшиеся глубоко уважают и ценят Крестовникова как энергичного представителя, защитника интересов торгово-промышленного класса и вождя и руководителя всех вопросов торгово-промышленной жизни, но решительно восстают против его ответа, где он реагирует как председатель Биржевого комитета на заявление 66, подписанное ими как частными лицами. По мнению Коновалова и его друзей, право исповедовать те или иные убеждения не зависит от принадлежности к тому или иному классу, к той или иной общественной организации. К тому же подписавшие заявление 66 не подписали его как представители торгово-промышленной среды, а как члены ее, на что они имеют полное и неотъемлемое право. Они считали выступление необходимым, повиновались голосу своей совести и испытывают нравственное удовлетворение в сознании исполненного гражданского долга.

На этом дело и закончилось. Крестовников хотя и считал себя обиженным, но в отставку не подал. Был слух о том, что он намеревался это сделать, но его друзья его отговорили, справедливо указывая на то, что в письме Коновалова, Рябушинского, Четверикова и Морозова было высказано ему и полное доверие, и уважение.

Как это бывало обычно, выступление группы промышленников не понравилось ни крайним правым, ни крайним левым.

Сотрудник «Нового времени» А. А. Столыпин, брат председателя Совета министров, так характеризовал письмо 66:

«Маниловский протест московских толстосумов, исходящий от кучки благополучных и безответственных людей, раньше всего неумен. Но он был бы даже вреден, если бы их сытой и сентиментальной импотентности не противопоставилось всеоружие государственной воли, по существу своему не могущей терпеть то, что в государстве не должно быть терпимо».

С левой же стороны авторов заявления обвиняли в том, что они действовали только как торгово-промышленники.

«По купеческой логике выходит, что буржуазия протестует против разгрома университета только потому, что это вредно отражается на интересах торговли и промышленности. Купцы и промышленники не выступили бы, если бы таковые нарушены не были бы».

Таким же характерным выступлением, как и в деле разгрома Московского университета, было и выступление по «еврейскому вопросу».

Общество фабрикантов и заводчиков Московского района обратилось к В. Н. Коковцову со специальной запиской по «еврейскому вопросу», в которой, между прочим, говорило:

«Чрезвычайно участились выселения евреев ремесленников и торговцев из местностей, где, с ведома администрации, они открыто жили и занимались торговлей и промыслами десятки лет, а товары их конфискуются. Это ввергает торговлю и промышленность в такую неопределенность и неустойчивость, при которых хозяйство страны и интересы купеческого класса не могут не претерпеть весьма серьезных потрясений. В лице выселяемых торговля и промышленность утрачивают старых и опытных посредников для сбыта продуктов. Выселение неизбежно связано с прекращением выселяемыми платежей. Конфискация товаров является карой для фабрикантов и заводчиков, отпускающих товары, в большинстве случаев в кредит. Стеснять свободу, перемещая людей, равносильно тому, чтобы затруднять свободное кровообращение в живом организме. Теперь рельефно обнаружилась одна из несомненных причин, переживаемых нашей промышленностью, главным образом мануфактурной, острого периода неплатежей вообще и затруднений реализации денежных обязательств в частности. Это коренится в беспрерывных выселениях, ограничениях и стеснениях, чинимых местными властями евреям. Многочисленные случаи ликвидации евреями своих торгово-промышленных предприятий вызвали исключительное положение, создавшееся благодаря преследованиям администрации. Это влечет не только непоступление частных платежей, но часто и потерю местного рынка»[41].

Это выступление вызвало бурю негодования в правой прессе. Уже не говоря про черносотенное «Русское знамя», которое «противопоставляло истинно русских старых купцов нынешним Гучковым, Крестовниковым, Рукавишниковым, воспитанным на чтении жидовских газет, в которых они, по малому своему развитию, не в состоянии разобраться», – суворинское «Новое время» тоже с резкостью обрушилось на авторов заявления.

«Московские купчики, – писал сотрудник этой газеты, небезызвестный М. Меньшиков, – удивительно обнаглели. В последнее десятилетие всевозможных поблажек, что им делает правительство, они совсем избалованы слабостью и великодушием власти. Привыкнув обирать казну, они начали уже пытаться командовать ею…»

В газетах этого лагеря появляются требования отобрать у промышленников их фабрики и заводы, если они будут идти по пути сочувствия врагам веры Христовой.

По «еврейскому вопросу» было еще одно выступление, но оно носило более общий характер. Было это незадолго до войны 1914 года и было облечено в форму письма в газету «Русские ведомости». Не припомню сейчас, что послужило поводом к его опубликованию, помню только, что инициатива исходила от левых кругов. Из торгово-промышленников подписали тоже только левые, но их в это время было уже немало, и подписей было достаточно. Помню, что мне позвонила в контору Е. Д. Кускова, сообщила, какое выступление предполагается, что уже ряд моих политических друзей дал свои подписи. Их примеру и я последовал. Это «письмо в редакцию» было характерно тем, что подписи исходили действительно от разных групп и лиц различных политических настроений. В то время антисемиты были достижением только черной сотни.