Гитлерленд. Третий Рейх глазами обычных туристов - Эндрю Нагорски

Репутацию Линдберга как сторонника нацизма закрепил случай, произошедший 18 октября 1938 г., во время третьего визита летчика в Германию. Хью Уилсон, недавно вернувшийся в Германию как посол, устраивал холостяцкую вечеринку, на которой присутствовали Геринг и другие представители немецкой авиации. Когда прибыл Геринг со своими адъютантами, он приветствовал Уилсона и отправился прямо к Линдбергу вместе с послом. Держа в руках маленькую красную коробочку, глава люфтваффе произнес короткую речь по-немецки и надел на Линдберга орден Заслуг Германского орла, одну из высших наград, которую могли получить гражданские. Как позже в письме к Линдбергу подтвердил Уилсон, для обоих эта награда за авиационные достижения стала полной неожиданностью. Трумэн Смит, который также присутствовал, отметил, что у Линдберга просто не было возможности отказаться. «Если бы он так сделал, то это было бы прямым оскорблением посла Уилсона, организатора мероприятия, и министра Геринга, который, по сути, принимал его в гостях в Германии», – писал он.

В дальнейшем Линдберг решительно выступал, убеждая США не участвовать в войне в Европе, он включился в изоляционистское движение AmericaFirst и утверждал, что истинной угрозой европейской цивилизации является Советский Союз; что в войне между двумя державами «лучше позволить победить Германии, чем российскому полуазиатскому Советскому Союзу». Все это показывает, как эффективно нацисты сделали его своим союзником. Критики его были правы в том, что он, по сути, защищал Гитлера. Как ни забавно, именно политическая слепота летчика позволила Смиту и его команде собрать больше сведений о модернизации и планах люфтваффе, чем их коллегам из других посольств. Линдберг же, со своей стороны, был рад быть полезным: с его точки зрения, информация об усилении Германии лишь убедит США избегать в дальнейшем конфликтов с этой страной.

Далеко не вся собранная Смитом информация была точна – и, как он сам признавал, он совершенно проглядел поначалу ранние признаки немецких ракетных разработок. Он также давал совершенно неверные прогнозы о масштабах конфликтов между нацистами и армией, а также о «реалистичной и сдержанной внешней политике Гитлера», как он выражался в 1937 г. Но в целом типичные отчеты Смита Вашингтону показывали, что полезного успела обнаружить его команда. И репутация Смита как самого информированного атташе в Берлине в вопросах люфтваффе была вполне заслуженной, а он всегда благодарил за это Линдберга, который так много сотрудничал с ним и открыл ему так много дверей.

В 1938 г. на приеме в британском посольстве государственный секретарь Ватикана кардинал Пачелли, ранее служивший в Германии папским нунцием, прислал Смиту помощника с приглашением на разговор. «Я был ошарашен… когда он на прекрасном английском языке стал расспрашивать меня об уровне готовности люфтваффе, – вспоминал он. – Один из запомнившихся мне вопросов звучал так: что мы, американцы, думаем о новом немецком двухмоторном истребителе “Мессершмитт-110”?». Год спустя Пачелли был избран папой и принял имя Пий XII.

* * *

Среди людей, которыми окружал себя Гитлер, Путци Ганфштенгль занимал особое место – которое его очень устраивало. Дело было не только в том, что его мать была американкой и что он, в отличие от остального окружения Гитлера, учился в Гарварде. В дальнейшем он всем рассказывал, что старался сделать Гитлера более образованным и цивилизованным, но все его попытки разбивались о сопротивление окружавших Гитлера радикалов. «Я чувствовал, что бешеные экстремисты из партии снова вцепились в него, так что аргументы более разумных из нас оказывались бессильны» – это типичный отрывок из его мемуаров.

Стоит обратить внимание на слова «более разумных из нас». На деле разумным он считал только себя. Когда Джон Толанд, биограф Гитлера, в 1970 г. брал интервью у Ганфштенгля, то спросил его, были ли в окружении Гитлера умные люди.

– Нет! – рявкнул тогда Путци.

Ганфштенгль также утверждал, что у него все больше росли сомнения относительно гитлеровского руководства. «Меня могут спросить, отчего я так долго продолжал иметь с ним дело, несмотря на все сомнения в его подходе и намерениях, – писал он. – Я был очень идеалистичным национал-социалистом, тут уж ничего не скажешь».

Хотя многие жившие в Берлине американцы, особенно корреспонденты, которым Путци был нужен для получения доступа к Гитлеру, полагали его полезным контактом (а некоторые вроде Лохнера из Associated Pressдаже и другом), другие относились к нему с подозрением и неодобрением. Даже Виганд, давний корреспондент Hearst, часто пользовавшийся помощью Ганфштенгля для выхода на Гитлера, вступил в пару неприятных разговоров с Путци после прихода Гитлера к власти. В записке от 23 октября 1933 г. Виганд писал, что Ганфштенгль жаловался ему на Гитлера, который винил Путци в том, что американский корреспондент стал одним из его «худших оппонентов». Были также и финансовые конфликты. По корреспонденции Виганда можно понять, что раньше Путци брал гонорары за статьи, для которых он давал материал или помогал как-то иначе, хотя после прихода Гитлера к власти Ганфштенгль собирался вернуть часть денег.

Уильям Рэндольф Херст очень внимательно читал записки и письма Виганда, касающиеся Ганфштенгля. Как он писал Виганду 20 ноября 1934 г., этот пропагандист «вероятно, любит порой делать деньги на новостях. Это не преступление. Меня куда больше огорчает, что он такой экстремист и дает своему боссу сомнительные советы по этим ситуациям с религией. Сперва он поругался с евреями, потом с католиками, а потом и со многими протестантами». И все же он просит своего собеседника быть терпеливее. «Не ругайтесь с доктором Ганфштенглем и другими членами Правительства, которые кажутся вам недружественными, – писал он. – Предложите им добрый совет, подтолкните в сторону либерализма: это будет лучше и для их внутренних дел, и для внешней политики».

Но к тому моменту многие берлинские корреспонденты уже освободились от подобных иллюзий. Что до Путци, то новоприбывшие в Берлин корреспонденты отзывались о нем особенно язвительно. Поглядев на него во время нюрнбергских торжеств в сентябре 1934 г., Ширер описал его как «огромного, нервного клоуна, который никогда не забывает напомнить нам, что он наполовину американец и учился в Гарварде». Но он признавал, что многие американские и британские корреспонденты «все-таки любят его, несмотря на шутовство и глупость».

Когда уже после войны Ганфштенгль начал рассказывать, что он не был согласен с антисемитизмом нацистов, то это плохо согласовывалось с его прежним поведением. Во многих случаях он набрасывался на высказавших свое мнение американских дипломатов и журналистов, обзывая их евреями. 12 мая 1934 г. Белла Фромм столкнулась с Путци у дверей Доддов, на прощальной вечеринке для Мессерсмита.

– Интересно, почему нас пригласили сегодня, – сказал ей Ганфштенгль. – Столько шуму