Рождение победителя - Артем Каменистый

Почти у всех копья. В основном бакайские – универсальные. Древко в пару человеческих ростов, на нем длинный наконечник с режущими кромками, в основании снабжен крюком. Островитяне имели склонность заниматься древним морским промыслом – пиратством, и такое оружие очень выручало при встречах с конной береговой охраной. Всадников попросту цепляли, затем стаскивали на землю, после чего делали что-нибудь совсем уж негуманное. На случай столкновения с хищным зверем слабо загнутый крюк тоже выручал, играя роль поперечины. Также он тормозил при пробивании доспехов, не позволяя лезвию уходить слишком глубоко, где велик риск прочно завязнуть.

Мне доводилось видеть копья демов. Они выглядели более грозными и удобными. Как-то изящнее сделаны, легче, сталь даже на глаз отличная, почти на треть древка прикрыты тонкими пластинками, которые вряд ли можно перерубить без труда.

Я бездарно потратил кучу времени – вместо того чтобы грабить караваны гномов, занимался сам не понимаю чем. В итоге сундуков, набитых мифриловыми доспехами и булатными зачарованными клинками, у меня нет. Есть лишь склад, забитый сомнительного качества оружием и амуницией, которые мои трофейные команды несколько месяцев разыскивали по разоренным замкам долины. Учитывая то, что до этого там побывали ортарцы, хорошее встречалось редко – обычно нам доставалась лишь рухлядь. Из крутых трофеев в наличии одна лишь Штучка, которую вряд ли получится клонировать на всю эту ораву.

Ну что ж, я так понимаю, в течение ближайшей пары дней разжиться непробиваемыми доспехами и всесокрушающим оружием вряд ли получится. Значит, будем воевать тем, что есть.

Фуфайками…

А теперь о хорошем – фуфаек у нас завались. Но это не главное: если иридиане в качестве солдат выглядят так же противоестественно, как хор кришнаитов на сражающемся танке, то про бакайцев такого не скажешь. Даже рядовой ополченец в стеганой куртке при дедовском топорике ценен тем, что он жив. Да-да – попросту жив.

Ведь даже бакайская молодежь успела хлебнуть лиха. Когда погань вторглась на остров, погибла большая часть населения. Спаслись лишь те, кто сумел пробиться к кораблям, когда положение стало безнадежным. Эти ребята держались до последнего, уходя по трупам, теряя родных и друзей. Даже женщины тогда взялись за оружие. Может, они и не знают тактических схем и не умеют совершать маневров из области «зайдем с тыла и одновременно справа, после чего ударим в левый фланг», но за психологическую подготовку я спокоен. Мне доводилось стоять в их строю и видеть, на что способны эти люди. Человеческие скалы в тряпичной броне, о которые может разбиться волна самой серьезной атаки.

Но я не буду встречать ими такую атаку. Да, это благородно и красиво. О таких битвах долго говорят в трактирах и на завалинках. О них помнят дети и внуки. Но это не мой метод – я должен сберечь этих людей. Желательно всех до единого. Их и так мало – мне каждый дорог. Они проверены делом и временем. Это тот фундамент, на котором я смогу выстроить непробиваемую стену, которая оградит меня от домогательств этого хищного мира.

Один человек – один камень этого фундамента. Чем больше камней – тем надежнее основание стены. Мы не будем с криками «ура» лететь на стальной строй детей могил. Мы будем бить их исподтишка, неожиданно, коварно. При каждом удобном случае. Если и ударим честно, то имея решающее превосходство. Только так.

Хорошо бы самому не забыть про эти правила…

В первую очередь надо сберечь бакайцев и еретиков Конфидуса. И пусть последние – вояки так себе, но зато в мирное время без них как без рук. Как ни прискорбно, но если придется жертвовать людьми, то я лучше пожертвую межгорцами – знаю их меньше, они не прошли такой серьезной проверки, а лояльность некоторых под большим вопросом.

Собственно, я уже начал ими жертвовать: в разведку выслал две тройки местных лесовиков. Своей «старой гвардии» не тронул. Хорошо помню, с какой прытью меня гоняли по лесам. Если лазутчики попадутся на глаза, их ждет такая же участь. Смогут уйти – отлично; не смогут – хреново, но было бы еще хуже, окажись это кто-нибудь из бакайских дружинников. Это можно назвать подлостью, но я так не считаю – у войны своя мораль. К тому же в мире нет такой гнусности, на которую я не осмелюсь пойти, если это поможет сберечь хоть каплю крови моих самых верных подданных.

Хорошо бы послать Зеленого, но это потребует долгих уговоров с непредсказуемым результатом: ведь мне нужна разносторонняя информация о противнике, а он способен выяснять лишь простейшие вопросы, как показал тот давний случай с отрядом Альры. Если и запомнит все, что поручу, то расшифровывать его речь, основанную на пестром смешении всего, что где-то когда-то у кого-то подслушал, придется очень долго.

Обойдемся проверенными обычными способами.

Демы не дураки в разведке. Возможно, уже просчитали расклад сил и понимают, что нам, по стандартной логике местных войн, остается лишь одно: закрыться в замке. Наверное, и струги тащат для этого: с провиантом, разобранными метательными машинами и таранами. Они знают все наперед, подступаются неспешно, без суеты. Они уверены в себе и в результате. Они хотят «весело повоевать». Я уже почти мечтаю о таком же. Но это будет моя война, а не их: сыграем по моим беспринципным правилам. Долой стандарты – для нас они зло.

Теперь надо толкнуть соответствующую речь перед солдатами и командирами – морально подготовить. Чтобы не было нехороших разговоров за спиной и самоубийственных атак с целью показать свою неимоверную крутизну. То, что для меня дурость и дикость, для них сама война – подобное надо ломать жестко и сразу. Это даже важнее булата и супердоспехов. Если я хочу нормально жить, мне придется изменять само существование этих людей, – отличный повод, чтобы начать.

Знать бы еще, с чего начинать…

Хлопанье крыльев, на плечо неуверенно плюхается попугай. Похоже, выпил немало, раз до сих пор шатает в полете. Вот ведь алкаш.

Хитрый птиц, заподозрив, что на него сейчас могут наехать с критикой образа жизни, припомнив ночные отлучки и повесив всю недостачу вина в погребе, нанес упреждающий удар – заглядывая в мои красноречиво-усталые глаза, с ехидным участием поинтересовался:

– Что? Не спалось?

– На себя посмотри, пьянь летучая. Но на эту тему мы пообщаемся позже, а сейчас признавайся честно и громко: демы – люди или погань?

– Псы противные! Козявки из носа! Плевки замороженные! – Зеленый, обуреваемый чувством возмущения, хотел постучать головой о стену, но, не найдя ее рядом, врезал мне твердым лбом в висок, закончив поток брани коротко и негодующе: – Тьфу!

Ну что ж, пернатый, спасибо за помощь. Это можно считать предисловием к моей речи. Начнем:

– Вы видите: даже птицы знают, что демы – не люди! А как называются нелюди, которые с тьмой водятся?! Правильно! Погань! Раз они погань, то и воевать с ними мы будем как с поганью!..

Меня несло как Троцкого на митинге. Я вновь и вновь вдалбливал в головы своих солдат одну простейшую мысль: на нас идут твари поганые, и то, что они похожи на людей, лишь внешнее сходство. Кто бы мог подумать, что аборигены так пострадали от церковного пресса (тактика – зло: увидел врага – вытащи меч и бегом мчись на него, а все остальное от лукавого – за изыски в костер) и в придачу страдают тяжелой формой нарциссизма, при которой заболевшие, вместо того чтобы убивать противника без сантиментов, стараются это обставить как можно театральнее. Идеальный вариант, когда имеется куча свидетелей, которые, вместо того чтобы махать железом, разинув рты, любуются на схватку пары идиотов.