Волчья сыть - Сергей Шхиян

— Ничего, выкрутимся, — сказал я, начиная по-настоящему беспокоиться, — здесь не лес, в крайнем случае, укроемся в избе и будем отстреливаться!

Однако пока такой нужды не возникало. Нас оставили в покое, и вся свита во главе с предводителем ушла в центр деревни.

— Да, место скверное, — сказал Иван, рассматривая вытоптанную площадку перед избой. — А ты еще говорил, что старообрядцы такие же христиане, как и все прочие.

— И сейчас говорю. Просто бывает, что духовную в общине власть захватывает плохой или ненормальный человек и начинает сам играть в Бога.

— Вон он, легок на помине! — окликнул нас Тимофей, указывая взглядом на приближающееся к избе шествие.

Со стороны церкви к нам направлялся высокий, белый как лунь, старик с длинными, по пояс, распущенными волосами и расчесанной по груди пышной бородой. Одет он был в холщовую, отбеленную рубаху до пола и непонятного фасона шапку, больше всего напоминающую старинный клобук в виде колпака с меховым околышем. В поднятой руке у него был деревянный крест с высокой верхней перекладиной, напоминавший не православный, а католический.

Следом за ним, отстав на почтительное расстояние, следовали наши знакомые воины с луками и палицами, замыкали шествие две согбенные женские фигурки.

Мы невольно выстроились в ряд, ожидая встречи с такой колоритной личностью. Шествие почему-то двигалось в нашу сторону не по прямой, а по дуге, как бы обходя нас со стороны.

Однако расстояния здесь были так малы, что гулять Святому Отцу было особенно негде, и, завершив обход, он приблизился к нам и благословил своим крестом. Что делать в таких случаях, я не знал ни сном, ни духом, как и мои спутники, один из которых, Иван, был неясного вероисповедания, а кузнец — простым крестьянином. Осталось одно: низко поклониться, не крестясь, чтобы не раздражать староверов ненавистной им щепотью.

— Во имя Господа нашего Иисуса Христа! — произнес старец, видимо, принятое у них приветствие.

— Во имя Господа нашего Иисуса Христа! — дружно откликнулись мы.

— Почто не входите в гостевой дом, а стоите на улице, как язычники и басурмане? — спросил Святой Отец высоким красивым голосом.

— Не смеем нарушать! — неопределенно ответил за всех я, не вдаваясь в подробности, что имею в виду.

Святой Отец согласно склонил голову, естественно, как и все, ничего не поняв, но и не желая признаться в некомпетентности.

— Пройдите с миром! — возвестил он, указывая крестом на распахнутую дверь избы.

— Не смеем ослушаться, но по заветам отцов только после вас! — вежливо и так же непонятно для непосвященных отказался я. — Прошу, Святой Отец, быть нашим путеводным светочем, во имя отца и сына и святого духа. Аминь!

Старик сощурился и без разговоров прошел через низкую дверь в гостевую избу. Нам осталось только последовать за ним. В полутемном, слабо освещенном через узкие оконца помещении почти не оказалось мебели, только пустые лавки вдоль стен. Святой Отец уже успел пройти в пустой, без икон, красный угол и отвесил низкий поклон бревенчатой стене.

Мы остановились около дверей, не зная, что делать дальше. Снаружи послышался шум, потом раздались женские крики, я бросился было наружу посмотреть, что там происходит, но выбежать не успел.

Навстречу мне в избу влетели обе участвующие в процессии женщины. Вид у них был встрепанный и донельзя испуганный. Не успели они преодолеть инерцию, как бросились назад к дверям, но те уже захлопнулись, и снаружи лязгнул металлический засов. Я не успел сообразить, что, собственно, происходит, как пленницы с животным воем бросились к узким окнам бойницы, заслонив и без того слабое поступление света.

— Спасите, — кричали они, пытаясь просунуть руки и головы наружу.

— Кажись, мы попали в западню! — зло сказал Иван, поворачиваясь в сторону молящегося Святого Отца. — Твоя была правда, Лексей Григорьевич!

— Покайтесь, грешники! Сатана, изыде! — неожиданно прервав моление, закричал старец и, повернувшись к нам своим светлым ликом, поднял до потолка крест. — В огне очиститесь от скверны, иуды, христопродавцы!

— Стреляйте в окна, чтобы они нас не подожгли! — закричал я товарищам, наконец, поняв, что происходит. Старец решил развлечься самосожжением, прихватив за компанию нас и двух, видимо, чем-то провинившихся женщин.

Они же, между тем, продолжали кричать и пытались высунуться наружу. Святой Отец после проклятия осенил нас всех крестом, бухнулся на колени и запел что-то протяжное. Иван подскочил к окну и, отбросив от него плачущую женщину, высунул ствол ружья наружу. Я так же грубо освободил второе окно. К сожалению, они выходили лишь на две стороны, и обзор оказался не полным. Что делали изуверы со стороны глухих стен, можно было только догадываться.

— Постарайся подстрелить сивого, — крикнул я Ивану, — он у них главный. А ты, Тимофей, попробуй вылезти на чердак, там есть еще одно окно!

Из того, что мне было теперь видно в оконную щель, стал понятен общий расклад «праздника духа». От деревни в нашу сторону двинулась целая процессия селян с хоругвями и крестами. Оказалось, что народа здесь обитает много, и процессия собралась внушительная. Люди двигались с торжественным песнопением.

— В народ не стреляй! — предупредил я на всякий случай Ивана. — Только в солдат!

— А то! — откликнулся он, не оглядываясь, и выстрелил. — Есть один! — сообщил он, ловко и споро перезаряжая ружье.

После его выстрела движение народа приостановилось. Шествие толклось на месте, молящиеся продолжали петь псалмы, но менее дружно и складно, чем раньше. С моей стороны дома никого достойного получить пулю видно не было, зато были отчетливо слышны крики со стороны глухой стены избы. Иван перезарядил ружье и опять высматривал цель.

— Тимофей, — позвал я, — что там у тебя?

— На чердак лезу, барин, — ответил он откуда-то сверху, — отсюда в щель видно, что к избе сносят хворост, жечь нас будут!

— Черт! — выругался я, пытаясь высунуть голову наружу. — Сейчас я их постараюсь пугнуть!

Я отставил бесполезное ружье в сторону, взвел курок у пистолета и, просунув руку с ним из окна наружу, выстрелил. В ответ раздался тоскливый крик боли и, вслед за ним, женский вопль: «Прохора убили!»

Что это за Прохор, я, конечно, не знал и тут же выстрелил в ту же сторону из второго пистолета. Однако, на этот раз, видимо, неудачно.

— Испужались! — закричал сверху Тимофей. — Бегут! Барин, ты кажись, сивого подстрелил!

— Аааа! — завопила одна из наших женщин и начала рвать на себе волосы. — Убили кормильца! На кого же ты меня оставил, касатик!

— Господи, помилуй! Господи, помилуй! — запел своим высоким голосом Святой Отец, стоя на коленях в углу и отвешивая земные поклоны.

Я быстро, как только мог, перезаряжал пистолеты. Иван снова выстрелил из ружья. Снаружи вновь закричали.