Клод Моне - Мишель де Декер

Рассказывали даже, что, воспользовавшись присутствием во дворце Лубе, он дерзнул встать на пути президента, стремительно шагавшего по залам, и, указав рукой на зал импрессионистов, во всеуслышание заявить:

— Остановитесь, господин президент! Не входите в этот зал! Там вы не увидите ничего, кроме позора Франции!

Мы все же думаем, что, вопреки предупреждению старика Жерома, Эмиль Лубе бросил-таки беглый взгляд на полотна Писсарро и Сислея, Ренуара и Моризо, Дега и Моне… Писсарро к этому времени все быстрее превращался в согбенного старца с гривой белых как снег волос, а Дега почти ослеп, что отнюдь не прибавило ему добродушия. Даже соратники по искусству отныне не могли рассчитывать на его снисхождение.

— Элле? — ворчал он. — Ватто эпохи паровозов! Болдини? Костлявый развратник! Бугеро? Бордель для буржуа!

Пальцы Ренуара утратили былую сноровку. Художника мучил тяжелый артрит…

Роден, этот «Гюго скульптуры» и человек поистине неуемных аппетитов, получил на Всемирной выставке собственный павильон. Эмиль Лубе — бывший мэр города Карпантра, которого недруги считали малообразованной и посредственной личностью, не удостоил великого скульптора ни одним словом комментария. Осторожный Лубе предпочел промолчать, чтобы не ляпнуть какую-нибудь банальность или глупость, из которой, он не сомневался, журналисты поспешат состряпать лакомое блюдо. Совсем иначе повел себя его преемник на посту президента Арман Фальер. Этот-то не боялся ничего! Однажды, посетив мастерскую Родена, он, как рассказывают, сочувственно вздохнул, указав на высившиеся повсюду руки, ноги, головы и торсы — «черновые наброски» мастера:

— Как вижу, старина, и вас не миновало бедствие переезда!

Устроителям выставки пришла в голову идея издать каталог произведений Родена. Зная о давней дружбе двух мастеров, они обратились к Моне с просьбой:

— Не могли бы вы написать к этому каталогу предисловие?

И получили резкий ответ:

— Я художник, а не писака!

Тем не менее в конце концов Моне согласился набросать несколько строк — лишь бы отделаться от докучливых просителей. «Замечательно! — воскликнули издатели каталога. — В печать, немедленно!» Так они и поступили, правда, подвергнув текст Моне небольшой редакторской правке, поскольку он содержал два-три весьма злобных выпада в адрес критиков, которых художник считал продажными. И современный читатель, открыв упомянутую брошюру, за которую коллекционеры готовы платить бешеные деньги, может прочитать: «Вы просите, чтобы я в нескольких словах высказал все, что думаю о Родене. Ну что ж, вы и так отлично знаете, что я о нем думаю, вот только для того, чтобы сказать об этом красиво, необходимо обладать талантом, которого у меня нет. Писательство — не мое ремесло, и единственное, что я считаю своим долгом выразить, — свое восхищение этим человеком, равного которому не знает наше время, великим среди величайших. Выставка его работ станет событием. Я не сомневаюсь в ее успехе, который окончательно подтвердит величие прекрасного художника».

Коротко и ясно. Моне и в самом деле не собирался тратить время на всякие пустяки. Солнце пригревало уже почти по-летнему. Не сегодня-завтра его сад вступит в пору цветения. Распустятся ирисы, вдоль главной аллеи зазмеятся плети настурций, яблони покроются розовыми бутонами, а в пруду проснутся нимфеи.

Пруд с нимфеями! Первая выставка, на которой были представлены картины с изображением этого цветущего водоема и мостика, состоялась в галерее Дюран-Рюэля осенью 1900 года. За ней последовали и другие, ибо отныне Моне большую часть своего времени посвящал тому, чтобы ухватить «сочетание воды и облаков», но показ первых же работ будущей пространной серии привлек внимание фламандского поэта, время от времени помещавшего во французских газетах, в том числе в «Меркюр де Франс», свои статьи. «Моне — великий поэт, — утверждал этот фламандец в 1901 году в одном из февральских номеров „Меркюр“. — Он чувствует красоту мира. В глубине его прудов ощущается биение какой-то своей жизни, рост узловатых корней и переплетенных между собой стебельков, пышное цветение которых на поверхности — лишь закономерный итог этого движения».

Узнав в ноябре 1916 года о кончине этого поэта, сумевшего столь тонко понять смысл его живописи, Моне испытал искреннее огорчение. Звали его Эмиль Верхарн, и закончил он свои дни неподалеку от Живерни, под колесами поезда, подъезжавшего к вокзалу в Руане.

Моне, которого Верхарн называл поэтом, и сам любил общество поэтов. Он, например, поддерживал дружеские отношения со Стефаном Малларме, который однажды шутки ради прислал ему письмо в необычном конверте, ставшем с тех пор музейной ценностью. Уверенный, что местный почтальон все поймет правильно, он вместо адреса начертал на нем такое четверостишие:

Вполне вероятно, что в Живерни бывал и Анатоль Франс, так как в переписке писателя иногда мелькает имя художника. Кроме того, в 1899 году Франс опубликовал «Путешествия Пьера Нозьера по Франции» — сборник повестей, в которых мы обнаруживаем красочное описание Вернона. Он часто гостил здесь у Фредерика Плесси, издателя Вергилия и Горация, послужившего Франсу прототипом персонажа по имени Бержере.

По аллеям сада в Живерни с удовольствием прогуливался Люсьен Гитри, а вскоре сюда стал приезжать и Саша.

Но поэтическое начало в творчестве Моне не мешало ему оставаться реалистом. Так, на очередное Рождество он сам себе сделал маленький подарок: заказал роскошный автомобиль фирмы «Панхард» — «машину в восемь лошадиных сил стоимостью в картину». И, поскольку, как утверждает Жан Пьер Ошеде, «он совершенно не разбирался в технике»[158], ему пришлось нанять и шофера. К черту скупость! Впрочем, из его личной бухгалтерии[159] мы узнаем, что за 1900 год художник заработал кругленькую сумму в 213 тысяч франков[160]. За снабженный номером 973 YZ автомобиль, такой огромный, что в него можно было садиться не сняв с головы цилиндра, он заплатил сущие пустяки — всего 11 тысяч[161].

1900 год подходил к концу. В последний день октября состоялось бракосочетание Теодора и Марты. Свадьбу отпраздновали, и благодаря этому до нас дошла запечатлевшая группу гостей фотография. Помимо членов семьи Моне на ней фигурируют Поль Дюран-Рюэль, Жанна Сислей, жена Жака Ошеде Инга Йоргенсон и ее дочь от первого брака Анна Бергман, а также аббат Туссен — добрый кюре, любимый всеми жителями деревни.