Купель дьявола - Виктория Платова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Катрин!
Я нехотя оторвала взгляд от картины.
— Вы стоите уже полчаса, Катрин, — голос Херри-бояс трудом проникал в меня. — Это великая картина, правда?..
— Это великое зло, — я тотчас же возненавиделасебя за полчаса глубокого петтинга со Зверем. — Интересно, куда смотритбог?
— Вы же не верите в бога, Катрин…
— Лучше бы я верила. Идемте отсюда, Херри.
Я вышла из зала с одной лишь мыслью — вернуться сюда снова.И зашнуровывала свои “катерпиллеры” гораздо дольше, чем обычно. Неприличнодолго. Голландец застал меня у картины за непристойными мыслями, теперь женужно сделать вид, что никаких непристойных мыслей и в помине не было.
* * *
До убежища Херри-боя мы добрались в полном молчании. Толькоздесь я почувствовала себя в безопасности. Херри оказался молодцом: даже в домеон не попытался заговорить со мной. Я вытянулась на узкой койке и прикрылаглаза. Никакой надежды. Лукасу Устрице удалось сделать грех такимпривлекательным, а кару за грехи такой сладкой, что перед этим невозможно былоустоять. Даже я не устояла. Практичная русская девушка Катя Соловьева. И не заэто ли самое полюбила создателя картин дочь бургомистра Катрин?..
— Жаль, что ваш обожаемый художник не был испанцем,Херри!..
— Почему? — Херри показал тактичный нос из-заперегородки.
— Святая испанская инквизиция уничтожила бы все этобогохульство в зародыше. И не было бы никаких проблем.
И старичок Гольтман был бы жив, добавила я про себя. И фартовыйвор Быкадоров соблазнил бы не одну женщину. И Леха Титов до сих пор управлял бысвоей нефтяной империей…
— Вы сердитесь на картину, Катрин?
— Я сержусь на себя.
— Я понимаю вас…
— Давайте закроем тему.
— Хорошо, — он был удивительно покладист. Он добилсясвоего. Я увидела картину и не смогла не проникнуться ей. Он сам сталсвидетелем этого.
Нет, невозможно оказаться побежденной — ни Лукасом Устрицей,ни Херри-боем. Я вскочила с койки и нервно заходила по комнате, подавляяжелание стянуть с каминной полки делфтский фаянс и грохнуть его об пол.
— Давайте не будем закрывать тему, Херри! —крикнула я, и он с готовностью материализовался в комнате, уселся вединственное кресло и уставился на меня.
— Слушаю вас, Катрин.
— Это дьявольщина. Дьявольщина чистой воды. И выслужите этой дьявольщине. Вы сатанист, Херри! Вы говорите, он создавал этоттриптих для алтаря?
— Для алтаря церкви Святой Агаты, если веритьпозднейшим записям. К сожалению, сама церковь не сохранилась.
— Она бы не сохранилась в любом случае. Как можетсохраниться церковь, имея в своем алтаре послание дьявола?
— Почему же — дьявола?
— Потому что богом там и не пахнет. Никакого намека,никакой надежды. Все позволено. Все, вы слышите — все! — оправдывает грех!Вы законсервировали на своем острове оправдание греха! Даже самого страшного.Даже смертного.
— А разве это плохо? — Херри, ухвативший тонкимипальцами подбородок, улыбнулся мне.
Я наткнулась на эту улыбку, как на неожиданное препятствие втемноте. И едва удержалась на ногах.
— Как к вам попали “Всадники”, Катрин? —неожиданно спросил Херри.
Я ожидала чего угодно, только не этого вопроса. Я оказаласьк нему неготовой. Глаза Херри раздевали меня, вещь за вещью: они аккуратнорасшнуровывали ботинки, стягивали джинсы и рубашку. Потом настал черед кожныхпокровов, мышечных тканей и моментально опустевшей сердечной сумки. Он хотелдобраться до сути. До знания, которым обладали только я, Лавруха и Жека.
— Но вы же в курсе, Херри, — пролепетала я. —Вы прекрасно знакомы с Лаврентием. Эта картина досталась ему совершеннослучайно…
— Да. Я в курсе. Но как они попали к вам на самом деле?
Неужели чертов дурак Лавруха проболтался голландцу по пьянойлавочке? В последние дни перед отъездом они стали подозрительно близки, парни —не разлей вода… С Лаврухи станется, пиво “Балтика” заставляет его неадекватнореагировать на окружающих. Черт, “Балтика”! Две бутылки, привет от СевернойПальмиры — Северной Венеции, до сих пор болтаются у меня в рюкзаке. Нужносунуть их Херри, не рассказывать же о том, что я просто банально стибрила доскуу мертвеца, в самом деле!..
— У меня для вас подарок, Херри. От владельца картины.Первого, — с нажимом сказала я.
— От кого?
— От Лаврентия.
— Не думаю, чтобы он был первым хозяином. Давайте вашподарок.
Я вынула пиво, завернутое в футболки, из рюкзака и протянулаих Херри.
— Отлично, — сказал он. — Выпьем сегодня заужином. Хотя мне не очень нравится русское пиво…
Перспектива остаться здесь еще на одну ночь совсем мне неулыбалась, я хотела покинуть этот дурацкий остров с его провокационной картинойеще до темноты. Но Херри, вместо того, чтобы отвезти меня на побережье,предлагает поужинать.
— Я вовсе не рассчитывала, — осторожно сказалая. — Я ведь посмотрела картину… Судя по всему, “Всадники” действительноявляются левой створкой… Я убедилась в этом. Картина сейчас находится у меня, вПитере… Я уже сказала вам… Я готова предложить свои услуги в передаче доскиголландской стороне. Вам, Херри…
— Ну что ж, я рад. Я давно этого хотел…
Интересно, насколько давно и как сильно ты хотел этого?Комната Херри — компьютер, камин, манускрипты и фотографии — плыла у меня передглазами. А сам Херри-бой из вежливого ученого стремительно превращался воврага, диктующего свои правила. Я была почти уверена, что он знает о том, какнам досталась картина. Знает и хочет воспользоваться этим.
— Я бы хотела уехать, Херри.
— Когда?
— Сегодня. Я вернусь в Россию и сразу же займусь всемиорганизационными вопросами. Вы же хотите, чтобы она побыстрее оказалась здесь?
— Один день ничего не решает. Я еще не все вампоказал, — он явно издевался надо мной.
— Того, что я увидела, — достаточно. Я потрясена.И считаю, что Лукар Устрица действительно великий художник… — выпалила я.
Мне больше не хотелось оставаться здесь: двусмысленнаяулыбка Херри все еще плыла надо мной, а его слова о том, что оправдание любогогреха — самое милое, самое богоугодное дело, все еще стояли у меня в ушах.Интересно, что он имел в виду?
— Вы ведь отвезете меня на берег, Херри? —спросила я.
— К сожалению, — он снова улыбнулся и развелруками.
— Что — “к сожалению”?
— Я не хотел вас расстраивать… Я думал, вы останетесьздесь на несколько дней, пока не вернется техник… Он разбирается в механизмах.