Тайна двухколесного экипажа - Фергюс Хьюм

— Этот джентльмен интересуется насчет чека, сэр, — обратился к Калтону секретарь.

— Прекрасно, — спокойным тоном ответил Кал- тон. — Рад его видеть. Вы можете идти.

Секретарь с поклоном удалился, закрыв за собою дверь. Морленд сел напротив Калтона, спиной к двери. Видя это, Килсип, когда Калтон заговорил с Морлендом, с невозмутимым видом прошел по комнате и неслышно повернул ключ в замке.

— Вы хотели видеть меня? — спросил Калтон, усаживаясь на место.

— Да, но без посторонних, — напряженно ответил Морленд.

— О, эти джентльмены — мои друзья, — сказал Калтон. — Вы можете говорить совершенно свободно.

— Мне все равно, чьи они друзья, — пренебрежительно обронил Морленд. — Я хочу поговорить с вами наедине.

— Вы не хотите познакомиться с моими друзьями? — хладнокровно продолжил Калтон, не обращая внимания на его замечание.

— Да к черту ваших друзей! — взорвался Морленд, вставая.

Калтон рассмеялся и представил мистеру Морленду остальных.

— Доктор Чинстон, мистер Килсип и… мистер Фицджеральд.

— Фицджеральд, — задохнулся Морленд, бледнея. — Я… Я… Что это? — вскричал он, увидев в соседнем кресле грязное пальто Уайта и сразу его узнав.

— Это веревка, на которой вас повесят, — глухо произнес Килсип, подходя сзади, — за убийство Оливера Уайта.

— Ловушка! — завопил негодяй и, вскочив, вцепился в горло сыщика.

Оба упали на пол, но Килсип оказался сильнее и после недолгой борьбы защелкнул наручники на запястьях Морденда. Остальные спокойно наблюдали за происходящим со стороны, прекрасно зная, что сыщику помощь не нужна. Видя, что спастись не удастся, Морленд, похоже, смирился и с угрюмым видом поднялся на ноги.

— Вы за это заплатите! — прошипел он с бледным от отчаяния лицом. — Вы ничего не докажете.

— В самом деле? — спросил Калтон и положил руку на исповедь. — Вот признание, сделанное мистером Фретлби перед смертью.

— Ложь!

— Это суд решит, — строго произнес адвокат. — А вы проведете эту ночь в тюрьме.

— А может, мне дадут камеру, в которой вас держали? — рассмеялся Морленд, повернувшись к Фицджеральду. — Я бы предпочел ее.

Брайан отвечать не стал. Он взял шляпу и перчатки, собираясь уйти.

— Стойте! — яростно вскричал Морленд. — Я вижу, что игра проиграна, и не собираюсь трусливо выкручиваться. Я сделал ставку и проиграл, но если бы не свалял дурака, то обналичил бы чек на следующее утро и уже был бы далеко отсюда.

— Это точно было бы разумнее, — согласился Калтон.

— В конце концов, — равнодушным тоном заметил Морленд, — я ни о чем не жалею. После убийства Уайта моя жизнь превратилась в ад.

— Значит, вы признаете свою вину? — спросил Брайан.

Морленд пожал плечами.

— Я же говорю, что я не трус. Да, я это сделал, но Уайт сам виноват. Когда мы встретились той ночью, он рассказал, что Фретлби не разрешает ему жениться на дочери, но он собирался его заставить, и показал мне свидетельство о браке. Я сразу подумал, что если заполучить этот документ, то можно хорошо поживиться за счет Фретлби. Поэтому я позволил Уайту напиваться дальше, а сам не сделал больше ни глотка. Когда он вышел из трактира, я надел пальто, которое он забыл, и пошел следом. Я видел, как он стоит под фонарем, видел, как Фицджеральд подошел к нему, а потом снова ушел. Когда вы шли по улице, — продолжил он, повернувшись к Брайану, — я спрятался в тени и подбежал к Уайту, когда извозчик усаживал его в кэб. Он принял меня за вас, и я не стал спорить, но, клянусь, тогда у меня и в мыслях не было убивать Уайта. Я попытался отобрать у него бумаги, но он не отдавал и еще пригрозил, что закричит. Я вспомнил о хлороформе в кармане его пальто, которое было на мне, вытащил бутылочку и увидел, что пробка в ней держится слабо. Тогда я достал платок Уайта, который тоже лежал в кармане, вылил на него содержимое бутылки и спрятал все снова в карман. Я еще раз попытался отнять бумаги без хлороформа, но не смог, поэтому прижал к его лицу платок, и через несколько минут Уайт уснул, а я получил бумаги. Я думал, что он просто потерял сознание, и о смерти его узнал только из газет. Кэб я остановил на Сент-Килда-роуд, а потом взял другой, который направлялся в город. На нем я доехал до Паулетт-стрит, вышел, снял пальто и перебросил его через руку. По Джордж-стрит я вышел к Фицрой-гарденс, и спрятав пальто на дереве, где вы, надо полагать, его нашли, — повернулся он к Кислипу, — пешком пришел домой… Таким образом, я легко всех перехитрил, но…

— Но сейчас вы в руках закона, — ровным голосом закончил Килсип.

Морленд упал в кресло с видом безграничной усталости.

— Нет человека сильнее рока, — промолвил он. — Я проиграл, вы победили. В конце концов, жизнь — это шахматная доска, а все мы — лишь пешки судьбы.

Больше Роджер Морленд ничего говорить не захотел, поэтому, оставив с ним Калтона и Килсипа, Брайан с доктором вышли на улицу, остановили кэб и подъехали к зданию суда, где находился кабинет Калтона. Морленд, ступая как во сне, вышел и сел в кэб, Килсип последовал за ним.

— Знаете, — задумчиво произнес Чинстон, когда они провожали взглядом удаляющийся кэб, — каким будет конец этого человека?

— Тут не нужно быть пророком, — ответил Кал- тон. — Его повесят.

— Нет, — возразил доктор. — Он покончит с собой.

В жизни человека случаются дни, когда кажется, что хуже быть уже не может, и любые последующие удары судьбы воспринимаются с философским смирением, порожденным суровостью предшествующих испытаний. Фицджеральд пребывал в подобном расположении духа. Он был спокоен, но это было спокойствие безысходности — невзгоды прошедшего года, казалось, собрались в одной точке, и он ждал огласки всей этой истории с безразличием, удивлявшим его самого. Его имя, имя Мадж и ее отца будут у всех на устах, и все же он не испытывал ни малейшего беспокойства из-за того, что люди станут о них говорить. Если Мадж выздоровеет, и они смогут уехать на другой конец света, оставив Австралию и связанные с ней воспоминания в прошлом, остальное ему безразлично. Морленд заплатит сполна за свое преступление, а потом об этом деле забудут. Даже лучше, если все откроется, — лучше перетерпеть эту преходящую боль, чем всю жизнь пытаться скрыть бесчестие и позор, которые могут всплыть в любую секунду. По всему Мельбурну уже разлетелась весть о том, что убийца Оливера Уайта пойман и что его признание откроет неожиданные и поразительные факты из жизни покойного Марка Фретлби. Брайан хорошо знал, что общество привыкло смотреть сквозь пальцы на тайные пороки, но обрушивается в гневе на те, которые становятся достоянием гласности, и что среди тех, кто первыми примутся поливать грязью имя покойного, будет немало таких, чья тайная жизнь заслуживает куда большего порицания. Однако вышло так, что общественное любопытство осталось неудовлетворенным, ибо через несколько дней стало известно, что Роджер Морленд повесился ночью в своей камере, не оставив предсмертной записки.