Путь тьмы - N&K@

нежная, неземная Элен преобразилась в королеву банши — могущественный дух, обреченный вечно страдать и нести страдания всем окружающим.

И все по вине Ника.

Королева банши, лишь отдаленно напоминавшая теперь прекраснейшую из женщин, висела в воздухе, исторгая из себя скорбный вой. И столь сильным он был, что с далекого свода пещеры посыпалась каменная крошка, а на волшебном озере поднялась рябь, обратившаяся вскоре волнами.

Одна единственная протяжная нота невыносимого страдания. Словно всю существующую на Альйоне печаль и боль собрали в одном месте и вложили в уста могучей нежити. И теперь та изливала ее, терзая свою жертву.

Кровь струилась из ушей, глаз и носа Никаниэля. Но еще сильнее кровоточило его сердце. Своими собственными руками он вырвал ту единственную, ради которой был готов перевернуть весь мир, из вечного покоя божественных чертогов и обрек на бесконечные мучения в облике мятущегося духа.

Кары страшнее Ник и представить не мог.

Стоя на коленях, принц снизу вверх взирал на то, во что превратилась любовь всей его жизни. Пелена кровавых слез застилала его глаза, и лучше бы он совсем их вырвал, чтобы не видеть результат своего деяния.

Как мог он так ошибиться?

Как мог допустить подобное?

Продолжая сгорать в бесконечном пароксизме боли, Никаниэль опустил взгляд вниз, на свои руки. Они еще хранили тепло Элельен. На краткий миг, ничтожное мгновение, Ник обрел возлюбленную, чтобы тут же ее потерять.

На этот раз навсегда.

И ради этого Лилиана пожертвовала своей жизнью? Ради этого принц убивал, шагал по горам трупов, закалив свое сердце в горниле бесконечных лишений и жестокости? Кфхан побери, да он же преступил все мыслимые и немыслимые нормы! Стал богомерзким повелителем смерти! Вел армию тьмы, сгубил столько жизней!

И вот теперь…

Теперь…

Взгляд Никаниэля упал на Люминистилл. Волшебный артефакт, покрытый кровью пророчицы, ярко светился в присутствии нежити. Он взывал к своему хозяину, подталкивая к правильному решению. Есть лишь один выход. Один единственный способ все исправить!

Дрожащей рукой Ник взялся за рукоять, встал на ноги и поднял меч.

Он вновь посмотрел наверх.

Но увидел не уродливое порождение королевы банши, а лишь безвозвратно искореженную душу прекрасной эльфийки, обреченную вечно страдать и мучить любого, кто посмеет услышать ее скорбный плач.

Понимая, что другого выхода нет, принц замахнулся волшебным мечом и… не смог нанести удар. Даже теперь Никаниэль продолжал любить Элельен всем своим израненным сердцем и был не в состоянии уничтожить то, что от нее осталось.

Это его крест.

Его боль.

Его кара.

И он должен нести ее, сколько бы ему не осталось жить на этом свете.

Элен навсегда останется со своим глупым принцем, чтобы вечно напоминать о чудовищной ошибке, заставившей померкнуть свет в глазах цвета счастья.

Тело пророчицы рассыпалось в прах, подарив толику некроэнергии, но этого было безмерно мало. Ник рыскал внутренним зрением в поисках силы и не находил. Камни, камни, камни и еще раз камни! Кфхан побери! Что толку с этих булыжников⁈

Неожиданно взгляд Никаниэля упал на раскинувшееся в центре пещеры озеро. Оно всегда манило Ника своей загадочностью. Но лишь теперь, достигнув небывалых успехов в контроле и понимании магии, он заметил, что светящуюся нежным светом воду пронизывали мельчайшие частички эссенции естества.

Еще одно наследие великих магов прошлого.

Не сдерживая текущие от горя по щекам слезы, принц принялся вытягивать силы из водоема и сразу плести из них светящуюся ядовито-зеленым паутину. А стоило последней частице покинуть озеро, как то, потеряв заложенную древними основу, вмиг обратилось в зловонную трясину.

Но Никаниэлю не было до этого дела. Закончив, он закинул сеть в воздух, поймал бестелесную нежить и принялся утягивать ее в гауинт, параллельно формируя тот в единственном подходящем объекте — Люминистилле.

Уцелей даже посох Учителя, Ник не посмел бы запечатать душу возлюбленной в столь жалком вместилище. Она достойна лучшего. И пусть создавать гауинт в металле, тем более зачарованном, было невероятно трудно, принца это не волновало. Он по-прежнему был готов пожертвовать чем угодно для достижения своей цели.

Даже жизнью.

Как там говорила Ванесса? Лишившись истинной магии Альйона, древние маги освоили новый источник силы, черпая ту из своего собственного естества. Настало время клятым золотым глазам послужить благой цели!

Тем более, что принц это уже делал. Хоть сам и не осознавал.

Тогда, стоя на вершине бархана, Никаниэль, находясь на грани обморока, подспудно понимал, что из-за негатора ему не хватит маны прикончить гослопаха. И напитал огненный шар из другого источника, вложив в заклинание частичку себя самог о.

Теперь же ему вновь предстояло пожертвовать собственным долголетием. На этот раз осмысленно. И Ник не колебался ни секунды.

Королева банши продолжала вопить, сопротивляясь магическому плену. Но еще больше противился Люминистилл, не желая менять заложенную природой структуру. И то и другое требовало немалых сил. Но принц знал где их взять.

Заглянув внутрь себя, Никаниэль увидел поток эссенции естества. Тот струился подобно полноводной реке с множеством притоков, и Ник, усилием воли перенаправил один из них наружу.

Дело сразу же заспорилось. Зачарованный металл начал нехотя поддаваться, а накинутая на нежить сеть засияла золотыми прожилками. Ноги принца дрогнули, но он устоял.

Слишком медленно!

Еще один ручей влился в творимую волшбу, питая ее жизненной силой эльфа. Затем еще и еще.

Но и этого было не достаточно.

Никаниэль рухнул на колени. Что-то мешало ему. Препятствовало полноценно использовать столь необходимый ресурс. Словно где-то дальше по течению стояла плотина, не позволявшая реке течь во всю ее природную мощь.

Глава 57

Сосредоточившись, Ник погружался все глубже и глубже в себя, скользя невидимыми тропами, пока неожиданно не оказался в своих дворцовых покоях. Вот только выглядели они как-то неестественно. Будто неумелый художник набросал их широкими мазками, а потом забыл придать деталям контур. Все такое размытое, нечеткое, но, тем не менее, неизменно узнаваемое.

В центре, как и положено, располагалась огромная кровать. Подушки, перины, роскошный балдахин, украшенный живыми цветами и драгоценностями. Столик в углу, возле окна. За ним принц обычно пис а л любовные послания Элен. Позже их относил молодой паж, как там его звали…

Вот и сейчас за столом сидела тень. Никаниэль присмотрелся, тень обрела четкость, и Ник понял, что это он сам. Молодой, влюбленный, еще не изведавший боли и страданий. Глупый принц, поглощенный пирами, учебой и праздным бездельем, не успевший пока полной ложкой вкусить настоящей жизни.

Молодой принц улыбнулся Нику и вернулся к своему занятию.

Теперь четкость снискали и другие части помещения.

В противоположном углу, где всегда стоял окованный золотом сундук, теперь царила вечная сырость каменной пещеры. Там, в мрачной тьме, властвовала совсем другая сущность. Тоже эльф, только сгорбленный, заросшей длинной шерстью, с когтями, клыками и хищным блеском внимательных глаз.

Зверь.

Тихо рыкнув, он схватил с земли массивную кость и принялся демонстративно ее глодать, заявляя свои права на эту территорию.

Еще один угол был полон света. Стены, пол, потолок. Будто кто-то взял лучи восходящего солнца, сплел их, скрепил воедино и построил сказочный домик, часть которого теперь видел Никаниэль.

И у этого закутка тоже был свой хозяин.

Такая же светящаяся серебром и золотом фигура, слегка расплывчатая, неясная, но от того не менее знакомая. Ник часто видел ее во снах и наяву. Особенно блуждая по бесконечным подземельям Дварфгона. Тогда принц ошибочно принимал ее за Элельен, но теперь понял, что это не так.

Атейллас.

Вернее осколок ее души, попавший в тело новорожденного эльфа при смерти королевы. Все эти годы она незримо оберегала сына, помогая в трудные минуты. Она и сейчас тянула к нему руки, распространяя вокруг себя волны родительского тепла.

— Мама… — зачарованно прошептал принц, делая шаг перед.

— Не думал, что увижу тебя здесь, ученичок. — проскрипел из-за спины старческий голос, развеивая наваждение.

Никаниэль резко обернулся и увидел прямо перед собой Учителя. Все та же подернутая разложением плоть, зияющая рана на месте вырезанного сердца