Врата огня - Стивен Прессфилд

– Это ты назови наши имена, брат, когда попадешь в плен,– ответил Полиник, напряжённый, как сталь. Египтянин отшатнулся, уязвленный. К нему быстро подошел Диэнек и тепло сжал руку.

– До встречи,– сказал он.

– До встречи,– повторил Птаммитех.

Они носили штаны.

Пурпурные шаровары, расширявшиеся ниже колена и до половины прикрывавшие са­поги из замши или какой-то другой дорогой кожи. Из-под кольчуги с металлическими пластинами, покрывавшими их, как рыбья че­шуя, виднелись вышитые рубахи с рукавами. Их шлемы из кованого железа, не скрывав­шие лиц и с блестящим оперением, возвы­шались, как купола. Они румянили щеки и носили украшения в ушах и на шее. Они на­поминали женщин, и все же их одеяния, неправдоподобные и причудливые для эллин­ских глаз, вызывали не презрение, а страх. Возникало ощущение, будто ты встретился с людьми из подземного мира, из какой-то не­мыслимой страны, расположенной по ту сто­рону Океана, где верх был внизу, а ночь на­ступала днем. Знали ли они нечто неведомое грекам? Имеют ли их легкие щиты, казавши­еся такими хрупкими по сравнению с мас­сивными эллинскими асписами из дуба и бронзы, закрывавшими воина от плеча до ко­лена, каким-то нечестивым путем преиму­щество перед греческими? Их копья были не из толстого ясеня и кизила, как греческие, а легче, тоньше, почти как метательные дротики. Как же они разят ими? Метают сверху или бьют из-под руки?

Это были мидийцы, передовые части войска, которым выпало первыми атаковать союзников, хотя тогда никто из защитников прохода еще не знал этого наверняка. Гре­ки не различали в строю персов, мидийцев, ассирийцев, вавилонян, арабов, фригийцев, карийцев, армян, киссийцев, каппадокийцев, пафлагонцев, бактрийцев и прочих пред­ставителей ста азиатских народов, за исключением иони­ческих эллинов и лидийцев, индусов, эфиопов и египтян, которые стояли в своих особенных доспехах и со своим оружием. 3дравый смысл и разумная стратегия говорили, что честь пролить первую кровь военачальники Великой Державы даруют какому-то одному народу среди своих соединенных сил. И в то же время, как догадались греки, при первом столкновении рассудительный военачальник не пошлет в бой цвет своего войска – в теперешнем слу­чае это были Десять Тысяч, персидская гвардия, известная как Бессмертные,– нет, разумный военачальник придержит свои элитные части в резерве на непредвиденный слу­чай.

По сути, ту же самую стратегию применили и Леонид с военачальниками союзников. Они держали спартанцев сза­ди, после многих споров и обсуждений предоставив честь первой крови воинам из Феспий. Те выдвинулись на пере­довую позицию, и теперь, утром пятого дня, они выстрои­лись в боевой порядок шириной в шестьдесят четыре щита на «танцевальной площадке», образованной спереди око­нечностью Теснины, с одного бока стеной гор, с другого – обрывающимися в море отвесными скалами, а с тыла – Фокийской стеной.

Таким образом, поле сражения представляло собой тупо­угольный треугольник, самая длинная сторона которого располагалась на юге и подпиралась стеной гор. На этой стороне феспийцы выстроились глубиной в восемнадцать шеренг. На противоположной стороне, вдоль обрыва у моря, глубина строя составляла десять щитов. Это феспийское войско насчитывало около семисот человек.

Сразу же позади, на стене, стояли спартанцы, флиунтцы и микенцы числом шестьсот человек. Позади за стеной выстроились воины всех союзных городов в полной паноплии.

Прошло два часа с тех пор, как в полумиле по Трахин­ской дороге враг впервые показался на глаза, но потом никакого движения не наблюдалось. Утро выдалось жаркое. Дорога расширялась и образовывала открытое место размером с агору небольшого города. Сразу после рассвета дозорные заметили, как там начали скапливаться мидийцы. Их число доходило до четырех тысяч. Однако это был лишь тот враг, которого можно было увидеть. Горы скры­вали другие части, подходящие и строящиеся в боевые порядки. Доносились сигналы вражеских трубачей и команды военачальников, собирающих за горой новые и новые войска. Сколько еще тысяч скрывались от наблюдателей?

Проползло четверть часа. Мидийцы продолжали выстраиваться но пока не наступали. Эллины-дозорные начали выкрикивать им оскорбления. Позади, в Теснине, жара и другие потребности начали сказываться на раздраженных, нетерпеливых греках. Не имело смысла и дальше потеть под полным грузом оружия и доспехов.

– Снять, чтобы быстро снова взять! – крикнул своим землякам Дифирамб, феспийский военачальник.

Оруженосцы и слуги бросились между рядами вперед, чтобы помочь каждый своему господину освободиться от нагрудных лат и шлема. Пояса распустили. Щиты уже были на земле, прислоненные к колену. Промокшие от пота войлочные подшлемники выжимали, как банные простыни. Колья были воткнуты нижним концом в твердую землю и теперь напоминали лес с железными верхушками. Воинам разрешили опуститься на колени. Вокруг сновали ору­женосцы с мехами с водой, заправляя иссушенных бойцов, как амфоры. Можно было спокойно биться об заклад, что многие мехи содержали более живительную влагу, чем та, что зачерпывают из родника.

Пауза тянулась и тянулась, и чувство нереальности де­лалось все тяжелее. Возможно, это опять ложная тревога, как и в предыдущие четыре дня? Нападут наконец персы или нет?

– Хватит дремать! – рявкнул какой-то командир.

Опаленные солнцем воины мутным взором продолжали смотреть на Леонида и прочих военачальников, стоявших на стене. О чем они говорят? Какой приказ собираются отдать?

Даже в Диэнеке нарастало нетерпение.

– Почему на войне нельзя поспать, когда хочется, и не получается не спать, когда нужно?

Он вышел вперед, чтобы обратиться с ободряющим сло­вом к своей эномотии, когда из передовых рядов донесся такой крик, что Диэнек замер на полуслове. Все глаза об­ратились наверх.

Теперь греки увидели, чем вызвана задержка.

Там, на высоте в несколько сотен локтей, на вершине холма, группа персидских слуг в сопровождении сотни Бессмертных устанавливали платформу, а на ней трон.

– Сучьи дети! – усмехнулся Диэнек.– Да это же сам Пурпурный Хрен!

В вышине над войсками какой-то человек возрастом приблизительно от тридцати до сорока в пурпурных одея­ниях с золотой бахромой взошел на платформу и воссел на трон. До него было локтей шестьсот, но даже с этого расстояния было невозможно не заметить необыкновен­ную красоту монарха и величавость его осанки, а также крайнюю самоуверенность его манер. Он напоминал челове­ка, пришедшего посмотреть на зрелище – приятное уве­селительное представление, результат которого предрешен, но которое тем не менее сулит определенное развлечение. 3ритель занял свое место. Слуги поправили над ним зонтик от солнца. Мы видели рядом с ним стол с прохладительными напитками, а слева несколько конторок с сидящими рядом писцами.

Стоящие внизу греки показывали царю непристойные жесты, и из четырех тысяч глоток вырвались оскорбитель­ные крики.