Наследство - Екатерина Оленева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кора пожала плечами:
– Может быть, чтобы ты не сумел трусливо улизнуть в решающий момент под благовидным предлогом?
– Ты так плохо обо мне думаешь? – наигранно возмутился Коул.
– Нет. В смысле, я не то, чтобы плохо или хорошо о тебе думала – дело не в этом. Просто как-то не сложилось подходящего момента сообщить об этом заранее. Вообще-то, изначально секс не планировался, а по ходу прерываться, чтобы всё обсудить… весь аппетит перебьёшь.
Коул растянул губы в нахальной улыбке:
– Что ж, в какой-то мере это первый раз для нас обоих. У меня в жизни много чего было, но, так сложилось, что девственниц раньше мне…хм-м, посвящать в искусство любви не доводилось.
– Отлично. У нас будет повод запомнить эту ночь. Или правильнее сказать – рассвет?
Кора поднялась с кровати, заворачиваясь в мягкий белый банный халат, подхватывая его поясом.
Подперев рукой щёку, Коул наблюдал за ней:
– Ты собираешься уйти? Мне показалось или весь смысл заключался в том, чтобы остаться в моей комнате и не возвращаться к себе? В смысле, ты же как будто собиралась спать здесь, у меня?
– Разве я это уже не сделала? – передёрнув плечами, спросила Кора, избегая смотреть на него. – Ночь прошла, утро на исходе и…
– И?
Коул поднялся. Встав перед Корой, он положил ей руки на плечи, заглядывая на глаза. Теперь не смотреть на него было сложнее. Как и сопротивляться желанию расслабиться, уткнуться в плечо и дать о себе позаботиться. Раствориться в его тепле и запахе.
Кора изо всех сил старалась не раскисать и не поддаваться тому, что она рассматривала, как слабость.
– В чём дело? Почему ты убегаешь? Что не так?
– Всё так. Просто… – Кора старалась подобрать нужные слова, за которыми можно было бы спрятать свои сомнения и смятения, но мысли разлетались, а слова не желали складываться с складные предложения.
– Просто?..
– Я… не знаю, Коул. Всё в этом проклятом месте сбивает меня с толку: и явь, и видения. Я уже перестала понимать, что делаю.
– Ты жалеешь о том, что мы сделали?
– Нет, не жалею, конечно же. Не вечно же мне девственницей ходить! – раздражённо тряхнула она успевшими высохнуть во время их любовной схватки головой.
– Я не понимаю. За что ты злишься на меня?
Тёмные, словно нарисованные брови, озадаченно сошлись над переносицей. Кора ощутила в груди странный укол:
– Я не злюсь. Не на тебя.
– Тогда на кого? На себя?..
– Может быть. Немного.
– Почему?
Протянув руку, она позволила себе сделать то, что хотелось: коснуться его тёплой щеки, выражая ту нежность, которую чувствовала:
– Потому что я сделала то, что мне не свойственно: сделала шаг вперёд, не просчитав последствий. И теперь не знаю, что же будет дальше. Ты не обязан… – Кора осеклась, не зная, какое слово произнести дальше.
«Не обязан разыгрывать влюблённость»? «Не обязан вступать в отношения»? Всё казалось равно глупым, неуместным и преждевременным.
– Чего я не обязан? – ровным голосом повторил Коул.
– Ничего. Я же почувствовала, как ты напрягся, когда понял, что…пойми, это ни к чему тебя не обязывает. То, что было, то было. Продолжение не обязательно…
– Эй-эй! Полегче! Я знаю, знаю, что ничем тебе не обязан. Но ты допускаешь возможность того, что я хочу продолжения потому, что ты мне нравишься? Не сбегай от меня, словно трусиха, потому что боишься собственных чувств.
– Я не боюсь своих чувств! Я всего лишь не хочу становиться твоей игрушкой!
Коул смотрел на неё слишком серьёзно, на сей рад без тени улыбки.
Потом молча притянул её к себе, обнимая, пристраивая острый подбородок на её плече:
– Почему ты думаешь, что я стану с тобой играть? – прошептал он.
– Мы слишком разные. Мы как чёрное и белое! Ты сам это знаешь. Ты сам это говорил.
– Ничего подобного я не говорил, а если говорил, то ты, верно, что-то не так поняла, – усмехаясь, проговорил он.
– Я…
– Ты слишком устала, чтобы сейчас всерьёз что-то соображать. Поэтому поговорим на эту тему позже. А сейчас, дорогая, давай-ка вернёмся в постельку и немного поспим.
Кора собралась возразить, но он легко подхватил её на руки и в несколько шагов вернул беглянку в постель.
– Ложись. Располагайся как у себя дома. И не бойся меня стеснить – мне твоё присутствие только в радость, – подмигнул он игриво.
Кора недовольно надула губы и демонстративно улеглась на кровать, в душе весьма довольная тем, что он удержал её рядом с собой.
В следующий момент рука Коула легла на плечо, а сам он прижался грудью к её спине. Она демонстративно сбросила его ладонь, но та тут же вернулась на место.
– Я так не смогу заснуть.
– А я – иначе.
– Почему всё должно быть по-твоему? – ворчливо фыркнула она.
Тихий смех прозвучал словно колыбельная песня.
Когда Кора открыла глаза, обнаружила, что они с Коулом спят почти на одной подушке. Чёрные полукружия ресниц погасили жаркие взгляды, губы перестали кривиться в наглой, подтрунивающей усмешке, мышцы лица расслабились. Парень выглядел серьёзным, усталым и… уязвимым. Кора поймала себя на мысли, что опасается за него. Хотя, будь она чуть умнее, наверное, следовало бы опасаться его самого? Умная девушка, наверное, так бы и поступила. Жаль, что она, похоже, к таковым не относится.
Очень плавно и аккуратно, стараясь не разбудить, она поднялась с кровати и, как была, босиком, в одном только банном халате, покинула его комнату. Судя по солнечным лучам, ярко светящим в окна, было часов десять, не меньше. Так что у неё были все шансы на то, что Дориан уже убрался прочь из её комнаты, предоставив девушку желанному одиночеству.
Но стоило Коре войти в комнату, как она поняла, что ошиблась в своих расчётах. Крупно ошиблась. Не успела она затворить за собой дверь, как её схватили за руку, толкнув назад, её же спиной дверь и закрыли.
Дориан скалился, как акулы, упираясь руками в дверь и не давая девушке возможности ускользнуть из клетки его рук. Нависал над неё то ли как скала, то ли как готовый растерзать жертву хищник.
– А ты не торопилась вернуться, – вкрадчиво прошелестел он.
Скользнув по ней взглядом, подчёркнуто удивлённо приподнял брови:
– Гляжу, и костюмчик сменила?
– Убери от меня свои лапы! – тихо, но гневно прорычала Кора, решительно и жёстко отталкивая его от себя. – Ты ещё набираешься наглости меня в чём-то упрекать, мерзавец?