Почти любовь - Алекс Джиллиан

Быстро раздевшись, Саша заходит в гостиную и удивленно застывает, застав меня в полулежачем состоянии на диване перед включенным телевизором. На кофейном столике стакан воды, остывший чай и гора таблеток, выкупленных мной вчера по пути из больницы.

– Ты почему дома? – без приветствий, в лоб начинает Кравцов. – Пятница, вроде, рабочий де… – осекается, заметив существенный запас медикаментов на столике. Подходит ближе, одну за другой хватая упаковки. Изучив каждую, поджимает губы и недовольно смотрит мне в лицо. – Доработалась?

Жалко киваю, натягивая плед чуть ли не до ушей.

– Врач сказал, что ничего страшного. Просто давление упало. Пару дней отлежусь, высплюсь и снова в строй, – вяло бормочу я.

– Пару дней? У тебя от нарушения кровотока мозги совсем работать перестали? – Кравцов включает грозного доктора, отчитывая меня, как маленькую. – Больничный взяла?

– Ага, – снова трясу головой, показывая на лист нетрудоспособности, который он не заметил, пока изучал названия таблеток.

– Вот пока не закончится, дома сиди. Ешь, спи, легкие книжки читай. Про учебу и работу забудь. Поняла?

– Учеба закончилась. Я вчера диплом с Мариной обмывала.

– Ты еще и алкоголь в таком состоянии пила? Совсем дура? – рявкает он, словно не услышав ту часть, где я говорила про диплом.

– Я пару глотков успела сделать, – лепечу в свое оправдание.

– Все, Май, забудь. Вино и сигареты исключить. Ясно?

– Ясно, – безропотно соглашаюсь я. Ухх, какой темпераментный тиран. Может, мне почаще переутомляться?

– Ела что-нибудь? – уточняет он. Я удивленно округляю глаза. – Что смотришь? Ела или нет?

– Кашу… овсяную, – прерывисто отвечаю я. – На молоке.

– Давление когда в последний раз мерила?

– Час назад, – отчитываюсь, все больше теряясь от странной внимательности мужа к моему здоровью.

– И как?

– В пределах нормы.

– Хорошо, – выдыхает с заметным облегчением, и я начинаю жалеть, что не соврала. Уж больно лицо серьёзное, и сам весь какой-то напряженный, хотя уставшим не выглядит.

– Подвинься, – буркает Кравцов, и я спешно поджимаю ноги, освобождая мужу место. Внутри все замирает в предчувствии грядущего Армагеддона.

– Ты же с работы. Голодный, наверное. Давай я завтрак погрею, – подрываюсь я, но муж удерживает меня за колени.

– Сам погрею, не дергайся, – обрубает он все мои попытки к бегству. – Поговорить надо, Май, – произносит серьезным тоном. Я бессильно падаю на подушку, прикрывая глаза. Если бы точно так же можно было заткнуть уши или переместиться куда-нибудь… переждать бурю вдали. – Прости, что сейчас, но тянуть смысла не вижу. Мне нужен развод. – коротко, предельно четко и даже с извинениями, но без тени сожаления. Сукин сын! Конечно же ему не жаль. Он только и ждал удобного случая.

– Хорошо, – заставляю себя произнести то, что сохранит хотя бы крупицы гордости, хотя бы в его глазах. Разумеется, я не сдамся без боя, но сейчас он должен услышать именно этот ответ.

– Хорошо? – удивленно взглянув на меня, переспрашивает Кравцов. Я вымучиваю безмятежную улыбку.

– К этому давно шло. Я была готова.

– Тогда ты не против того, чтобы ускорить процедуру? – он недоверчиво и отчасти озадаченно косится в мою сторону. Я в очередной раз киваю, ощущая, как в груди разверзается черная дыра дикой боли. Мне хочется орать, расцарапать ему лицо, вырвать глаза, кастрировать кухонным ножом, разбить всю посуду, желательного о его голову, и это далеко не весь перечень моих кровожадных желаний.

– Не против. Сама хочу поскорее со всем покончить, – произнесённая реплика стоит мне феноменальных усилий, моральных, физических, духовных. Я могу собой гордиться. В эту минуту – определённо.

– Спасибо, Май. Не ожидал, – искренне признается Кравцов и, наклонившись, целует меня в лоб. Как покойницу. А теперь я хочу, чтобы он ушел. Наверное, впервые за все время наших односторонних отношений.

– Ладно, отдыхай. Я пойду, – его даже просить не приходится. Встав, Саша снова подвергает меня внимательному осмотру и только после этого удаляется, весьма и весьма обескураженный отсутствием истерической реакции с моей стороны.

Проводив его взглядом, я терпеливо дожидаюсь, пока он позавтракает, примет душ и уляжется спать, и только после этого достаю телефон из-под подушки и начинаю действовать.

Олеся

Неизвестный номер: «Я жду тебя в больничном парке. Надолго не задержу. Надеюсь, у тебя хватит смелости появиться.»

Прочитав сообщение, я, как ни странно, не чувствую ни паники, ни тревоги, ни внутреннего напряжения. Трудно не догадаться, кто адресат, и, если честно, я ждала, что Майя проявится, как неряшливая клякса на нашей со Страйком чистом листе. Немного неприятно, что начинается наша новая страница вот так. Я бы предпочла более красивое начало, но выход есть всегда. Пока мы живем и дышим, ничто и никто не сможет загнать нас в тупик. Эту страницу мы тоже вырвем, как и все, что были до нее. Что бы ни заготовила в своей речи законная супруга Кравцова, я заранее знаю, что мне будет абсолютно ровно, по хрен, по барабану. Она – никто. Была никем раньше и никем осталась. Ей просто повезло, что я в свое время отошла в сторону. По дурости, по глупости и из лучших, как мне казалось, побуждений. Это не чрезмерная самоуверенность и не бахвальство, а четкая непредвзятая констатация факта. Майя бы не влезла в наши отношения, если бы я ей этого не позволила.

Мне известна вся их история от А до Я, ей нечем меня удивить. Испытывать сострадание и жалость к женщине, которая сама себя не ценит – слишком даже для меня. У Майи было три года форы, но она их так и не смогла обратить в свою пользу. Семья, построенная на подлости, обречена. Не зря молва гласит: «Насильно мил не будешь». Она просрочила выделенные ей шансы и теперь должна уйти.

Именно с этими мыслями я выхожу из палаты и бодрой походкой направляюсь к выходу во внутренний дворик клиники. Для конца мая на улице довольно свежо. Пасмурное небо, холодный ветер, нависшие над городом серые облака, обещающие скорый дождь. Хорошо, что я догадалась надеть толстовку с капюшоном. Слабо верится, что Майя уложится в границы «надолго не задержу», а простужаться мне сейчас никак нельзя.

Остановившись на выложенной плиткой дорожке, я обвожу взглядом небольшой парк в поисках почти бывшей жены моего будущего мужа. Майя обнаруживается в самом конце аллеи в уединенной деревянной беседке. Такая же вызывающе красивая, как я ее запомнила, но более ухоженная и стильная. Кричащая вульгарность, которой она раньше грешила, чудесным образом испарилась, и надо признать, меня ее новый образ дорогой светской сучки чисто по-женски бесит. Мои внешние данные после нескольких курсов интенсивной терапии на порядок проигрывают, но какое это имеет значение, если Саша любит меня, а не ее?

Вернув пошатнувшуюся уверенность, гордо расправляю тощие плечи и походкой победительницы смело направляюсь к беседке. Заметив меня, Майя озадачено хмурится и, словно не узнав, еще раз оглядывает парк. Когда ее взгляд снова возвращается ко мне, в нем светится искренний шок и смущение. Неужели я так сильно не оправдала ее ожиданий? Какая жалость! Давай, сука, еще и пожалей меня. Я же не против, быстрее покончим с ненужными разговорами. Выдавив очаровательную улыбку, от которой Майя сначала бледнеет, краснеет и беззвучно, как рыба, открывает ярко-накрашенный рот, я уверенно приближаюсь к той, что однажды без стыда залезла в мою постель и, споткнувшись в проеме, растеряно замечаю еще одно действующее лицо.

– Здравствуй, Олеся, – поднявшись с деревянной лавки, приветствует меня Ирина Владимировна. Я теряюсь, усиленно анализируя ситуацию и продумывая стратегию поведения.

От Майи можно было ожидать любой гадости, но то, что она притащит в качестве группы поддержки Сашину мать, я и в страшном сне не могла представить. Они реально думают, что заставят меня поджать хвост и отступить? Думают, надавят на совесть, призовут к благоразумию, пустят скупую слезу, и я куплюсь? Соглашусь, что ничего не смогу дать здоровому и молодому мужчине, признаю свою неполноценность, покаюсь за нелепые эгоистичные мысли о личном счастье и побегу заказывать себе место на кладбище?

– Рада вас видеть, Ирина