Остров Тайна - Владимир Топилин

– Была ли ты там?.. – продолжала старуха, редко поглаживая Анну по голове сухой, как оттаявшая после зимы веткой пихты ладонью.

– Была… – едва слышно ответила женщина, понимая, о чем спрашивает та. – Витю относила…

– От-те, Господи! – слушая ее, перекрестилась бабка Варвара. – Прими душу раба Твоего безгрешного… – И к Анне: – Скоко у тебя в избе осталось?

– Двое еще… племянники… Максимка и Ваня, – подавленно ответила она, не в состоянии пустить слезу. – Доходят тоже…

– Ох, горе-то какое, – тяжело вздохнула старушка. – Кабы знала, что детоньки наши вперед меня умирать будут, давно бы утопилась. У меня своих тоже… трое осталось, – повернулась в глубь избы, где в темноте на нарах лежали сгорбленные фигуры умирающих людей. – Как они уйдут, так и я за ними.

– Трое? – что-то вспоминая, глухо спросила Анна. – А где же Клава?

– Клава-то? Клава ушла.

– Куда ушла?..

– А совсем ушла, – неопределенно махнув рукой куда-то за стену, равнодушно ответила бабка Варвара. – Взяла бересту в руки и подалась родимая. На колокольный звон ушла, в болото. Давеча сходила в ту избу: ночью Сонюшка Подгорная померла. Унесла девочку ко всем, а назад прибежала. Говорит:

– Медведь там в избу залез, у всех животы повыел, сама едва убежала. Больше не останусь тутака. Все одно – зверь сожрет. А так, может, хоть к людям выйду.

И пошла. Взяла на руки Егорку свово, Ерофеева, племянника. Говорит:

– Коли выйду – род сохранится, а нет, так все равно все умрем.

Я ее не отговаривала. Может, оно и верно, выйдет к людям – жива останется. А нет, тут смерть найдет. Натаскала мне дров вон кучу. Печку топить буду. Покуда печка топится, зверь не полезет. А как дыма да огня не будет, он обязательно тутака будет. Я с ней не пошла. Всех живых нам не унести, сил не хватит. Буду ждать, пока все покинут мир, а потом уж и сама. Мертвым не страшно, когда зверь терзать будет. Живым, хоть и слабым, дюже плохо…

Бабка Варвара говорила. Анна слушала. Со стороны дико и страшно слушать холодные слова о скорой смерти. Как будто разговор шел не о человеческих жизнях, а о том, стоит ли сегодня вечером доить корову или давать запуск перед отелом. Еще страшнее было воспринимать жестокую мысль о том, что так или иначе конец будет однозначеным.

– И ты, девонька, одначесь, шагай вслед за Клавой. Возьми кого, кто жив остался, на руки, да шагай вслед за ней. Авось Бог поможет вам! – перекрестилась. – А тутака все одно жизни не будет. День-другой, долго не протянем. А помощи ждать неоткуда. На погибель нас тута всех оставили.

– Идти?.. – встрепенулась Анна. – Куда же идти, бабушка?!

– А за Клавой и шагай! Клава сказала, что на колокол пойдет.

– Как же вы?

– Обо мне не думай. Коли выберешься, людям расскажешь, как дело было. Авось кто добрым словом и помянет!

– Как же идти-то? А коли зверь…

– На тот случай, у меня два факела осталось. Сама недавно соорудила. Бери! Я себе еще приготовлю. Вот еще спичек есть немного. Бери! Мне не надо. Я дровами печь топить буду. Коли надо будет, от печи бересту запалю, – и дала Анне в руки два готовых факела и коробок спичек.

Анна не сдержалась, заблестела глазами, прижалась к сухому, старческому телу, поблагодарила старушку. Та поторопила ее:

– Шагай, девонька, не медли! Скоро полдень, незаметно ночь наступит, а тебе дорога дальняя. Дай Бог тебе к людям выйти! Ну, а коли не выйдешь… так назад не возвращайся. Лучше замерзнуть, чем умирать от голода.

Сдавили сердце жестокие клещи, ни вздохнуть, ни слова сказать. А бабка Варвара торопит, за дверь выпроваживает. Сама следом за ней босая на улицу вышла. Перекрестила вслед, прошла по снегу к поленнице дров.

Анна направилась к себе домой. Возле двери остановилась, повернулась, в последний раз увидела бабку Варвару. Та, обняв слабыми ручками два полена, пытается открыть свою дверь. Открыла. С трудом протиснулась внутрь избы и скрылась в последнем приюте.

В избе все так же тихо. Анна немного привыкла к темноте, прошла к нарам. Максим и Ваня лежат в таком положении, как она их недавно оставила. Наклонилась над детьми: дышат. Живые! В полной решимости начала будить ребятишек:

– Вставайте, милые мои! Нам надо идти!

Ваня открыл глаза, приподнял голову, попытался встать, но не смог:

– Не хочется, тетечка. Я лучше полежу.

Максим вовсе никак не отреагировал на голос, продолжал спать. Анна настойчиво повторила свои попытки. Ваня смог подняться, присел. Женщина помогла ему одеть какое-то старое тряпье: на плечи не по росту большую телогрейку, шапку, обула на ноги великоватые, на три размера больше бродни Прасковьи. То же самое проделала со вторым племянником. В отличие от Вани Максим был так слаб, что не мог стоять на ногах, заваливался на нары. Пришлось взять его на руки, Ваня мог идти сам.

Прежде чем покинуть избу, она еще раз осмотрелась. Придерживая одной рукой Максима, похлопала по карману. Спички здесь. Второй рукой взяла факелы. Больше брать нечего.

Вышли на улицу. Дверь в избу не стали закрывать – незачем. Все равно сюда никто, кроме медведя, не придет. Прошли по тропинке к следам Клавы. Здесь она свернула с дорожки в снег, пошла к лежневке. Кроме них, ничьих следов нет. Вокруг чистое, снежное поле. Просека на заставу накрыта девственной простыней. Прошло две недели, как заставские сняли охрану поселка. После этого через день к ссыльным на коне приезжала Авдотья. Потом никого не было.

Осмелившись, Анна шагнула на путь Клавы. Снег глубокий, выше колена. Но по следам идти все же легче. Обернулась: стараясь попасть в шаг, высоко вскидывая ноги, сзади шагает Ваня. Мальчику тяжело: шаг короткий, отстает. Стараясь облегчить ему движение, Анна укоротила шаг.

Спустились от поселка до болота, ступили на лежневку. Ожидая Ваню, Анна с горечью посмотрела на поселок. Когда-то здесь было многолюдно, горели костры, стучали топоры, говорливым ручейком слышался детский смех. Было и не стало. Сколько времени прошло? Немного, месяца три или чуть меньше.

Серые стены домов казались неприветливыми, пугающими. Только над одной крышей, избой Берестовых, курился, рвался из стороны в сторону густой дым. Бабка Варвара топила печь. Последний очаг. Потухнет огонь – исчезнет жизнь. И никто не узнает маленькую трагедию ссыльных крестьян, нашедших здесь свой последний приют. К горлу Анны опять подступил комок: ни вздохнуть, ни заплакать. Она отвернулась, решительно направилась вперед.

Идут. Маленький Максимка, положив голову на ее плечо, слабо цепляется за шею. Высохшее тело мало весит, однако Анне тяжело. Факелы на палках мешают держать ребенка. В какой-то момент Анна хотела бросить их, но страх перед шатуном остановил от этого поступка.

Следы Клавы Ерофеевой тянулись по лежневке недолго. Справа, на расстоянии ста саженей, вырядился мелкой подсадой леса небольшой и немного пугающий островок. Все большие деревья вырублены на дорогу. Клава свернула к нему, пошла по болоту по тонким жердям под снегом, где ссыльные таскали бревна. Хоть какое-то расстояние можно пройти безбоязненно, не опасаясь провалиться в отпарину зыбуна.