Разведчик. Заброшенный в 43-й - Юрий Корчевский

Морпехи набили магазины патронами – у кого они были.

Из разбитого окна здания соседние дома видны – всего-то полсотни метров! Но попробуй эти метры преодолеть, когда кажется, что из каждого ствола именно в тебя и целят!

Покинув захваченное врагом здание через окна, морпехи собрались за низким кирпичным забором.

Политрук поднялся первым, руку с пистолетом вскинул:

– Вперед, в атаку!

И почти сразу же упал, сраженный пулей.

Здание стояло к морпехам торцом, на каждом этаже – по одному окну, и все представляют собой амбразуры. Три этажа, три пулемета… в лоб не взять…

Здания старой постройки, из кирпича, стены только пушечным снарядом и прошибешь.

Но Игорь решил по-иному. В разведке пословица есть: «Не можешь перелезть через стену – сделай подкоп».

В Германии все здания соединены между собой ходами – в них проложены трубы водоснабжения, канализации, телефонной связи. Вот по такому ходу и решил Игорь проникнуть в здание. Коротко рассказал о своем плане морпехам.

– Мне в помощь пару человек нужно, – закончил он свой рассказ.

Идти с Игорем вызвался уже видевший его в бою Савельев, и еще один морпех, уголовного вида, с золотой фиксой на переднем зубе. Морпех представился Толиком, но потом поправился – Анатолий. Игорь присмотрелся к нему: на пальцах наколки синие – блатной.

Они договорились с морпехами, что если удастся пробраться в дом и завязать бой, пусть они в атаку идут, поддержат. Сколько немцев в доме, неизвестно, если много – долго не продержаться.

Игорь с морпехами спустился в подвал. Там было чисто, никакого мусора. Выключатели нашли сразу, у входа. Раздался щелчок, зажегся свет.

Морпехи направились к северной стороне дома. Здесь проход был, но его заложили мешками, и сделали это плотно, без просвета.

Игорь ухватился за верхний мешок:

– Савельев, помогай.

Толик цыкнул сквозь зубы:

– А если они заминированы?

– Тогда ты через минуту перед апостолом Петром предстанешь, – бросил ему Игорь через плечо.

Мины или растяжки если они есть, то с той, с противоположной стороны. Мешки от осколков и взрывной волны прикроют.

Разобрали часть мешков, Игорь просунул руку, провел ею: нигде ни проволоки от растяжки, ни корпуса мин.

– Кто самый смелый? – подколол Игорь Толика.

Но Блатной стушевался.

– Мина – она дура, а мне по-глупому погибать неохота.

Игорь полез первым. Страшно, в проходе темно, лишь слышен звук падающих капель. Он взялся за трубу и, держась за нее, как за путеводную нить Ариадны, двинулся к другому проходу. Если немцы на выходе поставили хоть одного солдата, одной очередью он положит всех троих, в тесном и узком коридорчике спрятаться, укрыться негде.

Блатной полез последним. Игорь недоумевал про себя: если трусит, зачем вызвался идти? И стоит ли на него надеяться?

В очередную баррикаду из мешков Игорь уперся на выходе. Приложил ухо, прислушался: вроде за мешками тихо. Потянув на себя мешок, свалил его на пол. И в этот момент из-за мешков раздался голос – кто-то спрашивал по-немецки:

– Кто там?

Игорь приложил палец к губам и обернулся к морпехам. Те поняли – надо молчать.

Через небольшое отверстие от вынутого мешка приникал скудный свет.

– Я Гюнтер, из фольксштурма, – ответил Игорь, а сам движением рук в обе стороны дал морпехам сигнал – встаньте в стороны.

В этот момент в проеме показалась голова пожилого немца в форменном кепи.

– Покажись.

А что можно увидеть в маленький проем? Только голову.

Игорь поднялся и показал «Штурмгевер».

Почему-то вид немецкого оружия убедил немца. Он, наверное, подумал, что русские с берданками воюют или с «ППШ».

– Ладно, разбирай, пару-тройку мешков можно, – соизволил разрешить немец.

Игорь вытащил один, второй, а за ними – и третий мешок. Отверстие оказалось достаточным, чтобы пролезть.

Блатной достал из ножен на поясе финку и вопросительно посмотрел на Игоря. Ага, он ножом немца снять хочет, чтобы без стрельбы можно было обойтись…

Игорь согласно кивнул и сказал в дыру:

– У меня одна рука ранена, я ногами вперед полезу.

Савельев вместе с Игорем подсадили Блатного ногами вперед в дыру среди мешков и стали его толкать. Толик, зажав во рту клинок, помогал им руками. Вот он спрыгнул, раздался легкий шум и вскрик. Тут же его лицо показалось в дыре:

– Чего застыли? Лезьте!

В лаз среди мешков Игорь пролез первым, за ним Савельев.

Пожилой немец лежал на полу рядом с мешками, на груди – колотая ножевая рана. Форменное кепи валялось рядом, в остальном же он был одет в обычную гражданскую одежду. И карабин старый, наверное, ровесник деду. Сидел бы дома – жив бы остался…

Они пробежали по скудно освещенному подвалу к лестнице, прислушались. Движения и разговоров на первом этаже не было слышно, только глухо доносились пулеметные очереди.

Игорь поднялся по лестнице первым, за ним – морпехи.

– Парни, сзади прикрывайте!

Сам прижался левым плечом к стене – для устойчивости.

В торце коридора, у окна он вдруг увидел пулеметный расчет. Немцы назад не смотрели… Ой, зря! Смерть сзади, в тридцати шагах.

Игорь приложил к плечу «Штурмгевер» и дал очередь. Оба пулеметчика упали замертво.

– Братва, быстро по комнатам!

Морпехи пробежали комнаты. Ни в фасадных, ни в тыловых комнатах противника не было.

Когда они вновь собрались на лестничной площадке, Толик поинтересовался:

– Ты откуда немецкий знаешь?

– Евреи в родстве были, – соврал в ответ Игорь.

Евреи разговаривали на двух, мало похожих между собой языках – идише и иврите. Советские евреи – на идише, похожем на немецкий. А общение на иврите – это удел евреев на Ближнем Востоке.

Только они двинулись вверх по лестнице, как сверху бросили гранату – немецкую пехотную «колотушку». Прозвали ее так за длинную деревянную ручку, что для наших было хорошо – запал горел долго. Иные пехотинцы, если граната в окоп попадала, успевали ее схватить за эту ручку и швырнуть обратно. Тогда немцы стали хитрить: рванут за терочный запал, подержат в руке 2–3 секунды, а потом бросают.

Услышав стук гранаты о бетон, морпехи, не сговариваясь, прыснули с лестницы вниз и сбили друг друга с ног.

Граната взорвалась, оглушив. Осколки ее ударили по стене, не задев никого из морпехов. Но Игорь закричал, как будто он ранен.