Двум смертям не бывать - Светлана Успенская

— А может, мне ей еще спасибо сказать за то, что она меня порезала? — раздался возмущенный крик Тимпанова. — Может, мне ей еще в ножки поклониться?

— Истец, за нарушение порядка вы будете удалены из зала! — холодно заявила судья.

Жанне было предоставлено последнее слово.

— Я… Я не знаю, что сказать, — начала она тихо.

— Подсудимая, пожалуйста, говорите громче, мы вас не слышим, — сказала судья.

— Я не буду ничего говорить!

— Подсудимая! Вы отказываетесь от последнего слова?

— Да! Потому что… А, бесполезно! — Девушка махнула рукой и села.

— Суд удаляется на совещание.

После совещания тройка в судейских мантиях вернулась в зал. Все поднялись, когда был зачитан приговор.

— …Три года лишения свободы в колонии общего режима…

Конвой встал по бокам осужденной — Жанна низко опустила голову. Чуда не произошло. Просто чудес на свете больше не бывает!..

Павлика Морозова боялись и питомцы детдома, и их воспитатели. «Любимчик директрисы», — говорили про него, и это звание давало мальчику право на такие поступки, которые для любого другого ребенка были безусловным табу. Он мог врать, дерзить преподавателям, задирать маленьких — кроме легких упреков, ничего ему не было. Более того, одного намека мальчишки на то, что он пожалуется на докучливые приставания воспитателей самой Поливановой, было достаточно, чтобы укротить в тех тягу к его нравственному формированию.

Все это не лучшим образом сказывалось на моральном облике воспитанника. Он дерзил учителям, был непременным участником все потасовок и каверз, да и учился далеко не блестяще.

— Ну что вы хотите! — пожимала плечами Вера Яковлевна, выслушивая очередные жалобы на своего любимца. — Мальчик насильно вырван из привычной среды, у него сильнейший стресс, ему нужно время для адаптации…

Между тем никак нельзя было сказать, что у Морозова сильнейший стресс. Стресс скорее был у тех, кто сталкивался с ним на узкой дорожке.

— Мальчик отнимает у младших сладости! — жаловались воспитатели.

После этого Вера Яковлевна на свои кровные покупала килограмм шоколадных конфет и зазывала Морозова будто бы для задушевной беседы в свой кабинет. Во время «проработки» Павлик потихоньку съедал весь килограмм, так что его чуть не тошнило на пол конфетами. Естественно, после этого он на время переставал отбирать лежалые карамельки у безответных малышей.

— Мальчик плохо учится, дерзит учителям! — поступала новая жалоба.

И Вера Яковлевна тащила Морозова к себе в кабинет, где до позднего вечера разбирала с ним задачки по математике. Морозов смотрел на нее хитрющими зеленоватыми глазами и ждал объяснений. Объяснения могли продолжаться и час, и два… Вера Яковлевна рассказывала ему задачу в лицах, изображала ее наглядно — ребенок не понимал. Когда выжатая, точно лимон, директриса в изнеможении опускалась на стул, сильно сомневаясь не только в своих педагогических способностях, но и в умственных способностях своего ученика, он, утомленный спектаклем, неожиданно выпаливал верный ответ. И такая блестящая сообразительность служила подтверждением некоторых весьма утешительных гипотез директрисы…

— Морозов рассказывает небылицы соученикам. Просто врет что ни попадя! — возмущались воспитатели.

И Морозов отправлялся в уже хорошо знакомый ему кабинет…

— Что ты рассказывал Колюне Петракову? — мягко спрашивала Вера Яковлевна. — Ну, расскажи-ка и мне.

Морозов, набычившись, молчал.

— Ну, так кто, ты сказал ему, твои родители?

— Папа финансовый олигарх, а мама председатель фирмы, — нехотя мямлил Морозов, опустив голову.

— А еще что? — с любовью глядя на воспитанника, спрашивала директриса.

Тогда Морозов точно приободрялся повышенным вниманием к своей персоне.

— А машина у нас знаете какая? — спрашивал он, поднимая вдохновенный взгляд к потолку. — Девять метров, лимузин называется, с тонированными стеклами. А мама моя ездит в свободное время на лошади. У нее знаете сколько драгоценностей? Целая шкатулка! И еще вилла у нас есть у моря. Но мы в ней обычно не живем, только летом. И еще катер…

Вера Яковлевна сидела, мечтательно подперев щеку рукой. Перед ее внутренним взором простирались необъятные горизонты, куда ее вел за руку этот мальчик с хитрым прищуром зеленоватых глаз. И невдомек было Вере Яковлевне, что паренек просто пересказывал ей содержание очередного латиноамериканского сериала, главным героем которого был ребенок из богатой семьи, подброшенный беднякам. Этот ребенок всем рассказывал про своих родителей, но ему никто не верил, пока в один прекрасный день не появился девятиметровый лимузин и не увез его в голубую даль… Так будет и с ним, Павликом…

Очнувшись от своих грез, Вера Яковлевна погладила по стриженой голове своего воспитанника. У нее созрел грандиозный план, обещавший стопроцентный успех в будущем. И центром плана был этот мальчик с живым взглядом хитрющих глаз…

Наступила весна. Журчание ручьев сводило с ума воспитанников детского дома. Дневная капель и оголтелое солнце, в полдень настойчиво стучащееся в окна, звали воспитанников в дальнюю дорогу. Как говорят психологи, в эти дни повышается тревожность и эмоциональная неустойчивость юных отверженных душ. Однако к весне общее количество жалоб на директорского любимчика неожиданно снизилось. Он вел себя тише воды ниже травы — очевидно, не хотел привлекать к себе внимания преподавателей в эти солнечные яркие дни.

Поливанова приписывала изменения в поведении воспитанника своему благотворному влиянию. В последнее время она часто брала мальчишку к себе домой, где кормила сладостями, покупала ему игрушечные пистолеты, позволяла играть в индейцев — короче, баловала, как могла.

Как-то раз после занятий она посадила Морозова в своем кабинете с уроками. Но ее тут же срочно вызвали по делам — в столовой прохудилась крыша, и тающий снег образовал на полу гигантскую лужу. Кровельщики требовали наличных денег, но дирекция могла только закрыть им наряды. Лужа увеличивалась, кровельщики упрямились…

Оставшись в одиночестве, Павлик первым делом подбежал к окну. Кажется, весь персонал по горло занят крышей, путь свободен! Даже бдительный дядя Ахмет сейчас на горячем участке, в столовой.

Павлик прищурился и посмотрел на пухлую сумку, которая вот уже несколько месяцев дразнила его воображение. Вот если бы там оказались наличные!..

Мальчик двумя пальцами выудил кошелек из сумки. Открыл его — негусто, всего-то двести рублей. Впрочем, на первое время хватит… Что там еще… Содержимое сумки вывалилось на стол. Помада, расческа, упаковка валидола, записная книжка… И никаких потайных карманов, где могли оказаться деньги! Павлик открыл записную книжку. Бывает, осмотрительные люди вместо того, чтобы держать крупную сумму в кошельке, предпочитают спрятать ее между страниц блокнота, рассчитывая, что уж на него-то воры не польстятся.