Чеченский этап. Вангол-5 - Владимир Прасолов

– Понимаешь, Степка, вот именно эта земля есть наша родина. Здесь предки наши в земле лежат, и я думаю, ради этого можно поступиться малым, тем более я, к примеру, и Варвара моя, хоть и долго уже в миру жили, веры не утратили. Так что ничего страшного не будет от этих паспортов, душу они нашу не покалечат, отмолим этот грех, и все, – сказав это, Кольша посмотрел на насупившегося Степку.

«Да, с характером парень растет», – подумал он, выходя на тропу к родной деревне.

Через неделю в Красноярской тюрьме Шраму предъявили обвинительное заключение, из которого следовало, что он совершил ряд преступлений, в том числе и умышленное убийство двух человек, совершенное с особой жестокостью. При этом следствие ссылалось на показания свидетеля, видевшего, как именно он отдал приказ поджечь чум, в котором, оказывается, были еще живы потерпевшие. Шрам отрицал все, связанное с убийствами, и, естественно, в этом тоже своей вины не признал. Дело было направлено для рассмотрения в суд. Шрам скрежетал зубами, проклиная того мента, который пообещал ему решить вопрос со свидетелем. Теперь не треха за побег, а минимум десятка ему светит. Ничего мент не сделал, гнида. А за косяк ответит, он слово сказал, а за слово отвечать положено. Шрам умел мстить, об этом знали и в ОУН, и в лагере. Переговорив с ворами, Шрам написал письмо Петрову. Оно ушло по этапу, и вскоре участковый его получил. В нем не было имен, ничего конкретного для непосвященного в ситуацию. Никакого компромата, просто просьба заключенного Шрама сообщить о месте захоронения его товарищей по побегу их родственникам. Фамилии родственников и подробное, насколько можно, их местонахождение ему передадут при встрече, когда он позвонит, что приехал в город. В короткой приписке был номер городского телефона, имя Маша и сообщалось, что Бог чистым золотом осыпает души людей за доброту и сострадание, если в этой жизни они делятся со страждущими.

Петров понял сразу, от кого письмо, значить оно могло только одно. Шрам решил-таки передать ему золото старателей, прямо указывая на то, чтобы он помог родственникам погибших в побеге. Почему он так решил, Петров особенно не задумывался, в его голове засело только одно слово – золото. Он, конечно, выполнит просьбу зэка, заберет золото, чтобы оно не пропало, и, возможно, сообщит родственникам погибших о месте захоронения. А насчет поделиться, так он в Бога-то не верит. Атеист он и коммунист, с довоенным стажем, а в тридцать седьмом в партию принимали людей после особой проверки. Не словами, а реальным делом подтверждали они свою преданность идеалам революции и лично ее вождям. Так, выполняя указания партии, он собственными руками жег церкви по енисейским деревням, какой уж тут для него Бог. Нету его и никогда не было. А вот золото есть и будет. Для проверки Петров позвонил по городскому номеру, указанному в письме, ему ответил заспанный женский голос, с явно украинским акцентом. Он объяснил, по какому поводу звонит, и ему ответили, что да, письмо для него принесли и он может его забрать в любое удобное время. Он положил трубку и задумался.

Давно он в городе не был, рапорт по староверам на имя начальника милиции явно под «сукном» оказался, а это неправильно. В управлении у него были знакомые еще с тех давних времен, когда людей наркома Ежова чистили. Много тогда вакансий появилось. Он офицерское звание получил, на должность, правда, не потянул с неполным начальным образованием. Но кое-кто из его корешей сейчас уже полковники, на серьезных постах в управлении. Им движуха не помешает, вот через них и надо староверов давить, глядишь, и ему звездочку на погоны, давно заслуженную, добавят.

Петров еще раз прочел письмо. Нет ли какой здесь для него опасности? Контакт с преступным миром? Он имеет право вербовать среди уголовников осведомителей. В том, что он получит адреса родственников погибших, ничего криминального нет. Еще раз убедившись в том, что ему ничего не угрожает, Петров решил действовать. Золото до зимы надо из тайги забрать. А где оно спрятано, в этом письме, судя по содержанию, Шрам и должен подробно ему сообщить. Нужен был повод съездить в краевой центр, а начальник отдела, как специально, подгружал и подгружал его заявлениями с участка. То коза пропала, то овцу зарезали, то мужики из-за баб передрались. Наконец, повод нашелся. Нужно было сопроводить «преступника», арестованного за разбойное нападение на продавца магазина. Все произошло в небольшой деревне, где все друг друга знали с детских лет. Васька Пронин, вернувшись с войны, сильно пил, дебоширил. Пару раз за это отсиживался в кутузке. Жена от него ушла с детьми, переехав в другую деревню, чтоб глаза его не видели. Васька пил беспробудно, но скоро все, что можно было продать, кончилось. Ходил клянчил по деревне на опохмел, а в этот раз не выгорело. Пришел в сельпо, в магазине продавцом его одноклассница работала. Но и она, как делала раньше, не дала ему водки в долг. Он, дождавшись обеденного перерыва, подкараулил, когда она вышла из задней двери магазина, и, угрожая топором, отнял ключи от замка. Ворвался в магазин, открыл, выпил из горла полбутылки водки и уснул прямо за прилавком. Тут его и повязал наш участковый. Дело не шуточное, минимум грабеж социалистической собственности, а на мужике и так уже, как думал участковый, две судимости. Вот и повез его Петров в город, в тюрьму, с постановлением на арест в качестве меры пресечения. Пронин, протрезвев, и прощения просил, и клялся, что больше и капли не выпьет, поскольку перевоспитал его участковый своей решительностью и нетерпимостью к пьянству. Но Петрову нужно было в город, и потому никакого прощения Пронину не было.

В эти же дни надзирателем Красноярской тюрьмы «случайно» была перехвачена «малява» смотрящего по тюрьме браткам на волю, из которой следовало, что необходимо из общака выделить десять тысяч рублей для проплаты за оказанные услуги человеку в милиции. В ней было подробно описано, когда и куда необходимо доставить деньги. Оперативники вцепились в возможность раскрытия «крысы», и письмо ушло адресату. Операция по выявлению и захвату предателя была разработана лично начальником управления МГБ.

Шрам не зря держал разговор с ворами. Он передал в общак золото старателей, вернее – указал место, где оно было спрятано, в обмен на услугу – подставить и сдать по полной программе мента, чтобы потом, в тюрьме, его завалить. По всем понятиям и законам воровского мира дело было правильное, справедливое.

Воры ему поверили, им даже понравилось, как Шрам все просчитал и подготовил. Наступил момент, когда, с одной стороны, особисты, подготовив операцию, ждали, кто же придет за деньгами, чтобы сорвать погоны и попинать ногами своего предавшего милицейский долг коллегу. С другой стороны, воры ждали, как сработает их ловушка на мента, обязанного за «базар» ответить.

Ничего не ждал только лейтенант Петров, вынужденный трястись и глотать дорожную пыль вместе с арестантом, имея в планшете материал на Пронина по грабежу, подробный рапорт об антисоветской, кулацкой сущности староверов и письмо с номером телефона какой-то Маши. Васька Пронин, собираясь в тюрьму «срок тянуть», каким-то образом разжалобил провожавший его деревенский народ, и Петров ничего не заметил. А Пронин, теперь опять в зюзю пьяный, спал в кузове полуторки, и ему было все равно, куда его везут и зачем. За день не управились, перед самым городом пришлось заночевать. Наутро Пронин, протрезвев, опять стал канючить о прощении. И тут Петрова осенило.