Беги, ведьма - Татьяна Корсакова

– Я могу вернуться? Когда-нибудь снова стать человеком?

Последний вопрос, пожалуй, самый важный.

– Всего пару минут побыла тенью и уже хочешь стать человеком? – усмехнулась та, что некогда была ее тенью. – Сможешь. Если доберешься до медальона раньше меня. Но ты не доберешься, тени – существа нематериальные. Взять медальон ты сможешь только моими руками. Хочешь, давай попробуем?

Тени не лгут, вот только перед ней уже не тень, а человек.

– В другой раз. – Собственное спокойствие поражало, а холодная отстраненность больше не пугала. Может быть, у Лизы получится быть тенью…

…В дом вошли через черный ход, задержались на кухне, чтобы выбрать нож – широкий, с бритвенно-острым лезвием.

Клавдия дремала в своей комнате. Она даже не проснулась.

Лили сидела в гостиной, перебирала драгоценные безделушки, на ее прекрасном лице застыло сладостное выражение обладания. Лишь когда острый нож вошел в ее сердце, оно сменилось детской обидой.

Только Петруша, несмотря на безмерное свое удивление, пытался защититься, но та, которая некогда была тенью, оказалась проворнее. На ее мокрую сорочку не попало и капли чужой крови, хотя персидский ковер в Петрушиной спальне был безнадежно испорчен.

– Все равно мне никогда не нравилась эта расцветка. – Та, которая некогда была тенью, отшвырнула нож, вернулась в Лизину комнату, переоделась в дорожную одежду, а по пути прихватила украшения Лили. – Это нам на первое время. Потом воспользуюсь счетами.

И та, которая некогда была Лизой, поняла, что по жизни эта новорожденная женщина пойдет с той же легкостью, с которой до этого шла по залитому чужой кровью ковру.

– Последняя просьба…

– Ты хочешь увидеть мою дочь?

– Да.

– Следуй за мной.

Стешка, увидевшая хозяйку изможденной, мертвенно-бледной, с мокрыми волосами, но полностью одетой для дороги, испуганно ахнула, схватилась за сердце, а потом бросилась обниматься.

– Покажи мне мою дочь. – Та, которая некогда была тенью, погладила Стешку по голове.

Девочка была прелестна. Она сладко спала на руках той, которая обещала любить ее и защищать, и улыбалась во сне.

– Все будет хорошо, – услышала та, которая некогда была Лизой, и легонько, самыми кончиками прозрачных пальцев коснулась щеки девочки.

– Чудо… Господи, чудо свершилось! – шептала Стешка и истово крестилась. Ее муж Иван испуганно ломал в руках шапку, к очнувшейся хозяйке подходить не спешил.

– Довольно причитаний, – сказала та, которая некогда была тенью. – Позови-ка лучше бабу Груню, мы уезжаем.

Она проводила их до самых ворот, вспомнив человеческие привычки, помахала на прощание. Стешка, прижимающая к груди сразу двух младенцев, обернулась и перекрестила осиротевший дом. Та, которая некогда была тенью, в прощальном жесте вскинула руку, но оборачиваться не стала. Взгляд ее был устремлен вперед, в будущее, в новую жизнь, которую она непременно покорит.

Тоска накатила, когда в ночной тишине стих скрип колес, сжала холодными лапами, чтобы больше никогда не отпускать. Если бы тени могли плакать, она бы заплакала. Слезы помогают смириться. Людям – не теням.

Луна больше не пряталась за тучами, неспешно плыла в ночном небе, щекотала серебряными лучиками. В ее свете старая липа казалась черной громадиной. Тень упала на колени. Не ощущая ни себя, ни покрытых росой опавших листьев, сунула руку в тайник, но ничего не почувствовала, не смогла почувствовать. Та, что стала человеком, не обманула, но и всей правды не сказала. У теней бывают прозрения. И сила этих прозрений такова, что сметает все на своем пути: не только расстояние, но и время.

…Девушка была босая, коротко стриженная. Ее странная одежда, узкие синие брюки и мужская рубаха, должна была если не шокировать, то удивлять. Но тень не удивилась. Теням несвойственно удивление. Девушка стояла в чистом поле, широко расставив ноги, вскинув руки к серому грозовому небу, точно в молитве, а вокруг нее все туже и туже закручивался смерч из светящихся шаров. В ней чувствовалась сила. Та особенная сила, которая дается лишь избранным. И эта сила позволяла ей видеть…

– Я не сдамся!!! – Веретено, самое обычное веретено разрушило кокон из светящихся шаров.

Она не сдастся, тень знала. Тени могут не только видеть, но и прозревать будущее.

– Это ты?.. – Посиневшие губы не разомкнулись, но тень все равно услышала.

– Это я. Приходи, я буду тебя ждать.

Да, она будет ждать сколько потребуется. Дни, месяцы, годы, столетия. И когда-нибудь эта девушка, такая обычная и одновременно такая необычная, придет, чтобы ее спасти. Кто сказал, что теням не нужно спасение? Тем, которые помнят свою человеческую жизнь, без спасения никак.

Девушка все поняла. Такие особенные все понимают без лишних слов. Если бы тени умели радоваться, она бы обрадовалась такой удаче, но она лишь протянула руку девушке из другого мира и почувствовала, всего лишь на мгновение почувствовала себя снова живой. Это позволило ей испугаться, когда та, другая, исчезла за стеной белого пламени, а отчаянный крик ее растворился в безмолвии угасающей ночи.

В свой дом тень вернулась на заре, уселась в любимое кресло перед холодным камином, погладила по голове верную Софи и стала ждать. Что умеют тени лучше всего?

Ждать своего часа.

* * *

Волков очухался быстро. По крайней мере, ему так показалось. Впрочем, только казалось. За пару минут он бы не успел переместиться из собственной квартиры вот в эту комнату. Или не комнату? От той дряни, что вколола ему Хелена, в голове гудело и ухало, и с фокусировкой имелись явные проблемы, но Волков напрягся и сосредоточился. С трудом. Но усилия принесли свои плоды. Белая, подсвеченная желтым пелена трансформировалась в белые стены и в до боли яркий шар электрической лампочки. В совокупности все это смахивало на больничную палату. Вероломная Хелена была настолько любезна, что сначала вколола ему какую-то дрянь, а потом вызвала «Скорую». Или это он сам не оплошал? Для первичного анализа информации было слишком мало, но внутренний голос, очухавшийся вместе с Волковым, нашептывал, что он оплошал. Попытка сесть эту догадку лишь подтвердила. Не оплошал, а облажался. А как иначе объяснить кожаные ремни на запястьях и, кажется, на лодыжках? И узкую койку со скрипучей панцирной сеткой, к которой эти ремни крепятся. И стены, не просто белые, а обшитые звукоизоляцией, проклепанные клепками в лучших традициях ужастиков с психиатрической тематикой. Хотелось ему попасть в «Дубки»? Бойся своих желаний! Вот он и в «Дубках», и вопрос, в качестве кого, кажется риторическим. А вопрос, что дальше, не то чтобы пугает, но заставляет напрягаться.