Уроки мудрости - Фритьоф Капра

из-за страха ненаучности. Новейшие исследования в области физики могут убедить таких ученых, что подобный подход отнюдь не является ненаучным. Наоборот, он согласуется с самыми передовыми научными теориями физической реальности.

Шумахер возразил, что, хотя он и признает пользу акцента на взаимосвязанность и динамическое мышление в новой физике, он не видит места категории качества в науке, построенной на математических моделях. «Само понятие математической модели сомнительно, – настаивал он. – Ценой за построение такого рода моделей является потеря качества, того, что имеет первостепенное значение».

Три года спустя, в Сарагоссе, этот же аргумент лег в основу страстного выступления Лэйнга. К тому времени я уже впитал в себя идеи Бэйтсона, Грофа и других ученых, которые глубоко проанализировали роль качества, опыта и сознания в современной науке. Поэтому я был уже в состоянии дать обоснованный ответ на критику Лэйнга. В моих же беседах с Шумахером у меня были лишь фрагменты такого ответа.

Я указал на то, что количественные подсчеты, контроль и манипулирование представляют лишь один из аспектов современной науки. Я настаивал, что другим ее менее важным аспектом является оценка моделей. Новая физика, в частности, уходит от принципа изолированных структур в сторону моделирования взаимных связей. «Этот принцип моделирования взаимосвязанности, – рассуждал я, – кажется, как-то приближается к идее качества. И мне представляется, что наука, имеющая дело исключительно с системами взаимозависимых динамических моделей, еще более близка к тому, что вы называете «наукой для понимания».

Шумахер ответил не сразу. Казалось, он на некоторое время ушел в свои размышления. Наконец, взглянув на меня с доброй улыбкой, он сказал: «Знаете, у нас в семье есть физик, и у меня с ним было много подобных бесед». Я ожидал услышать о каком-нибудь племяннике или кузене, который изучал физику, но до того, как я успел сделать вежливое замечание по этому поводу, Шумахер поразил меня, назвав имя моего кумира: «Вернер Гейзенберг. Он женат на моей сестре». Я совершенно не подозревал о близких семейных узах между этими двумя великими мыслителями. Я рассказал Шумахеру, как сильно повлиял на меня Гейзенберг, и вспомнил наши встречи и беседы с ним в предыдущие годы.

Тогда Шумахер стал объяснять мне суть своих расхождений с Гейзенбергом и выразил несогласие с моей позицией. «Ту поддержку, которая нам нужна для решения проблем сегодняшнего дня, нельзя найти в науке, – начал он. – Физика не несет никакого философского заряда, потому что не в силах обеспечить верхний и нижний уровень личности качественным познанием. С утверждением Эйнштейна, что все относительно, из науки исчезло вертикальное измерение, а вместе с ним и какая бы то ни было необходимость в абсолютных категориях добра и зла».

Затем началась долгая беседа. Шумахер поведал о своей вере в фундаментальный иерархический порядок, включающий четыре уровня бытия (минерал, растение, животное, человек) с соответствующими характерными элементами (материя, жизнь, сознание, самоосознание). Каждый из этих уровней обладает не только своим характерным элементом, но и элементами всех нижних уровней. Это, конечно, древняя идея о Великой цепи бытия, пересказанная Шумахером современным языком и с незаурядным изяществом. Тем не менее он утверждал, что существование этих элементов остается необъяснимой и неразгаданной тайной и что различие между ними представляют собой фундаментальные скачки по вертикали, «онтологические прерывистости», как он их определил. «Вот почему физика не может нести философского заряда, – повторил он – Она не трактует целое; она имеет дело только с низшим уровнем».

Здесь действительно крылось принципиальное различие в наших взглядах на реальность. И хотя я согласился с тем, что физика ограничена определенным уровнем изучаемых явлений, я не видел абсолютной разницы между различными уровнями. Я возражал, говоря, что эти уровни характерны в основном различной степенью сложности и не являются изолированными, но они взаимосвязаны и взаимозависимы. Более того, я заметил, следуя моим учителям Гейзенбергу и Чу, что способ, посредством которого мы делим реальность на объекты, уровни или другие сущности, во многом зависит от наших методов наблюдения. То, что мы видим, зависит от того, как мы смотрим; структуры материи отражают структуры нашего разума.

Я закончил мои возражения, выразив надежду, что наука будущего будет способна иметь дело с полным диапазоном природных явлений, используя набор разных, но взаимосостоятельных концепций для описания различных аспектов и уровней реальности. Но во время моей беседы в мае 1977 года я не мог подкрепить это убеждение конкретными примерами. В частности, тогда я не знал о возникающей теории живых самоорганизующихся систем, которая стремится к единому описанию жизни, разума и материи. Однако я изложил Шумахеру свою точку зрения достаточно хорошо для того, чтобы не вызвать последующих возражений. Мы спорили о принципиальных различиях в наших философских подходах, причем каждый из нас уважал точку зрения другого.

Экономика, экология и политика

С этого момента характер нашего диалога переменился. Довольно напряженная дискуссия превратилась в гораздо более спокойную беседу, в которой Шумахеру в основном отводилась роль учителя и рассказчика, в то время как я внимательно слушал и поддерживал разговор, изредка вставляя короткие вопросы и реплики. Во время нашей беседы в кабинет Шумахера часто заходили его дети. Помню, я был очень смущен всеми этими сыновьями и дочерьми, некоторые из них принадлежали, казалось, совершенно разным поколениям. У меня как-то не укладывалось в голове, что автор книги «Малое прекрасно» может иметь такую большую семью. Позже я узнал, что Шумахер был женат дважды и от каждого брака имел четырех детей.

За время нашей дискуссии о роли физики и о природе науки мне стало ясно, что разница в наших подходах была слишком существенна, чтобы я смог просить Шумахера принять участие в проекте моей книги в качестве эксперта. Однако в этот день я искренне желал научиться у него как можно большему, поэтому вовлек его в длинный разговор по поводу экономики, экологии и политики.

Я спросил его, видит ли он новую концептуальную систему, которая помогла бы нам решить наши экономические проблемы. «Нет, – ответил он без колебания. – Нам нужна полностью обновленная система мышления, но сегодня еще нет приемлемых экономических моделей. В министерстве угольной промышленности мы убеждались в этом снова и снова. Мы должны были больше полагаться на опыт, а не на понимание. Из-за ограниченности и фрагментарности наших знаний, – продолжал Шумахер с воодушевлением, – нам пришлось продвигаться маленькими шажками. Нам нужно было освободить место для незнания[14]: сделай маленький шаг, дождись обратной связи и иди дальше. Понимаете, в малом есть мудрость». Шумахер утверждал, что, по его мнению, величайшая опасность возникает из-за безжалостного