Жук - Ричард Марш

Поэтому я, забыв обо всем на свете, делал свое дело. Пальцы мои сдавливали горло мерзкой твари все крепче. Я совершено не задумывался о том, что, может быть, убиваю свою противницу. И вдруг…

Мистер Лессингем умолк, глядя прямо перед собой ничего не выражающими, словно остекленевшими глазами. Впечатление было такое, будто схватка, о которой он рассказывал, в этот момент разворачивалась непосредственно перед ним. Я уже подумал было, что он не сможет продолжать свой рассказ, но тут он, сделав над собой усилие, снова заговорил.

– Внезапно я ощутил, как ее тело словно просачивается сквозь мои пальцы. В следующее мгновение она без малейшего предупреждения исчезла. Там же, где она находилась только что, я увидел вставшего на дыбы громадного жука, настоящего монстра – чудовище, которое казалось порождением кошмарного сна. В первый момент это существо было одного роста со мной. Однако пока я глядел на него в немом изумлении – полагаю, вы понимаете, что оно было вполне естественным, – насекомое прямо на глазах стало сокращаться в размерах. Я продолжал таращиться на него, а оно становилось все меньше и меньше. Затем, тряхнув головой, я развернулся и бросился наутек с такой скоростью, словно за мной гнался сам дьявол.

Глава 34. Двадцать лет спустя

– Не могу сказать, как мне удалось выбраться на улицу – я этого просто не помню. У меня сохранились обрывочные воспоминания о том, как я блуждал по каким-то бесконечным коридорам, то и дело натыкаясь на людей, которые пытались преградить мне дорогу. Все остальное – как в тумане.

Когда я снова пришел в себя, я лежал на кровати в доме американского миссионера по фамилии Клементс. Меня нашли рано утром, совершенно голого, на какой-то из улиц Каира, и поначалу приняли за мертвого. Судя по моему виду, я всю ночь бродил где-то по городу, преодолев много миль. Никто не мог сказать, откуда я пришел и куда направлялся – в том числе и я сам. В течение нескольких недель я находился между жизнью и смертью. Мистер и миссис Клементс проявили ко мне доброту, которую невозможно описать словами. Меня, незнакомца, принесли к ним в дом совершенно беспомощного, без гроша, – и они обеспечили меня всем, что только могли предложить, причем совершенно бесплатно, даже не думая о деньгах – и явно не ожидая, что я смогу их отблагодарить или что им это как-то зачтется. Так что пусть не говорят, что нет под солнцем бескорыстного христианского милосердия. Я так и остался в неоплатном долгу перед двумя этими людьми. Прежде чем я выздоровел и стал самим собой, чтобы хотя бы на словах выразить им чувство благодарности, которое я испытывал, миссис Клементс погибла – утонула во время путешествия по Нилу на лодке, а ее муж отправился с миссионерской экспедицией в Центральную Африку, откуда так и не вернулся.

Хотя физическое здоровье, по крайней мере частично, вернулось ко мне, в течение многих месяцев уже после того, как я покинул дом приютивших меня гостеприимных хозяев, я если и не пребывал в состоянии слабоумия, то, по крайней мере, ощущал, что мои интеллектуальные способности восстановились не полностью, и страдал приступами потери речи. Временами я по нескольку дней не мог произнести ни слова – даже собственное имя не мог выговорить. Когда же это состояние прошло, я еще в течение нескольких лет, уже активно общаясь с людьми, моими соотечественниками, все еще не мог стать самим собой. Меня днем и ночью довольно часто посещали страшные видения. Не знаю, можно ли назвать их галлюцинациями – мне они казались совершенно реальными, но, поскольку их видел только я, а окружающие нет, то, наверное, это наиболее подходящее слово для их описания. При их возникновении я неизменно погружался в состояние неописуемого ужаса – я был не в состоянии даже попытаться хоть как-то противодействовать ему. Эти видения до такой степени отравляли мне жизнь, что я даже добровольно обратился за помощью к одному эксперту в области психиатрии. В течение довольно длительного времени я находился под его постоянным наблюдением, но для него мои галлюцинации оказались таким же необъяснимым явлением, как и для меня.

Со временем, однако, они стали появляться все реже и реже, пока я наконец не решил, что стал нормальным человеком, таким же, как все остальные. Затем через какое-то время я решил посвятить себя политике. С этого момента я постоянно находился, как говорится, на виду. При этом личной жизни, в любом, даже самом специфическом понимании этого выражения, у меня не было.

Тут мистер Лессингем прервал свой рассказ. Он был небезынтересным и, более того, как минимум любопытным. Но все же я до сих пор не мог понять, какое вся эта история может иметь отношение ко мне и с какой целью Лессингем явился в мой кабинет. Он же продолжал молчать с таким видом, словно, с его точки зрения, выложил все, что собирался сказать. Однако меня сказанное им нисколько не удовлетворило, и я прямо заявил об этом.

– Я полагаю, мистер Лессингем, что все это лишь прелюдия к главной, содержательной части вашего рассказа. Пока я не вижу, каким образом могу быть вам полезен.

Мой посетитель помолчал еще несколько секунд. Когда же Лессингем наконец заговорил, его голос зазвучал так мрачно и печально, словно он находился под тяжелым гнетом множества несчастий и неприятностей.

– К сожалению, все, что я рассказал, в самом деле всего лишь прелюдия к основному действию. Если бы это было не так, я бы сейчас не стоял перед вами, испытывая отчаянную нужду в услугах секретного агента – опытного специалиста, которого природа одарила феноменальной проницательностью. Человека, на чьи профессиональные качества и честь я могу полностью положиться.

Я улыбнулся – адресованный мне комплимент был весьма прозрачным.

– Надеюсь, что вы меня не переоцениваете.

– Я тоже на это надеюсь. И если бы дело обстояло так, это было бы хорошо и для меня, и для вас. Многие о вас очень хорошо отзываются. Если есть на свете человек, который нуждается в специалисте, обладающем самой высокой квалификацией и самым острым чутьем, то это, несомненно, я.

Слова посетителя вызвали у меня очередной приступ острого любопытства. Я почувствовал, что дело, которое мне, похоже, собирались предложить, интересует меня куда сильнее, чем до этого момента.

– Я сделаю для вас все что в моих силах, – сказал я. – Ни один человек не сможет сделать больше. Дайте мне такую возможность, и я это докажу.

– Я сделаю это. Прямо сейчас.

Мистер Лессингем долго смотрел мне в глаза, а потом наклонился вперед и заговорил, несколько понизив голос – вероятно, не столько сознательно, сколько инстинктивно.

– Факт состоит в том, мистер Чэмпнелл, что совсем недавно в моей жизни произошли события, из-за которых появилась угроза, что между событиями двадцатилетней давности и моей нынешней жизнью будет переброшен мост и я лицом к лицу столкнусь с единственным темным пятном из моего прошлого. В данный момент я рискую превратиться в то же беспомощное, запуганное существо, каким я был, когда бежал из описанной мной обители дьявола. Я пришел к вам, чтобы защититься от этого. Я хочу, чтобы вы распутали сковывающую меня зловещую цепь, которая грозит погубить меня, – а когда распутаете, с Божьей помощью разорвали ее.

– Объясните, что вы имеете в виду.

Откровенно говоря, в этот момент мне показалось, что мой посетитель сумасшедший. Он между тем продолжил:

– Три недели назад, вернувшись поздно вечером с заседания палаты общин, я обнаружил у себя в кабинете, на столе, листок бумаги. На нем было удивительно похожее на оригинал изображение того самого существа, в которое превратилась та женщина, Певица, когда я схватил ее обеими руками за горло. Один только вид этого насекомого привел к тому, что у меня снова возникло видение из тех, о которых я вам рассказывал и от которых, как я надеялся, мне удалось навсегда избавиться. Меня накрыла волна чудовищного неконтролируемого страха, которая привела к почти полному параличу как моего тела, так и моего сознания.

– Но почему?

– Этого я не могу вам объяснить. Я знаю только одно – я никогда не осмеливался позволять себе представить подобные жуткие сцены, хотя бы потому, что они свели бы меня с ума.

– То, что вы нашли у себя на столе – это был просто рисунок?

– Это было изображение. Не могу сказать, как именно оно