Ключи Коростеля. Ключ от Дерева - Сергей Челяев

– Тогда этот «тот, кто велел» зачем-то помогает нам, хотя там, откуда он, по всей видимости, может происходить, у нас всегда были только враги, – сказал Травник, и все друиды согласно кивнули.

– Это уже второй помощник на нашем пути, – добавил Ян.

– Действительно, тот приятель в маске как в воду канул, – заметил Симеон, – да и наш Рыжик тоже. Ну, будем надеяться, что они с Гвинпином действительно с нами разминулись. Что-то мне подсказывает, пока у них все благополучно.

– Патрик! – Голос Травника изменился, и Книгочей мгновенно перестал жевать и отставил в сторону кружку.

– Я готов, – сказал он, откладывая и недоеденную лепешку.

– Очень хорошо, – мягко заметил Травник. – А сколько тебе нужно для сна?

– Часа три, – пожал плечами Книгочей. – Но это не обязательно.

– Тогда иди спать, – безапелляционным тоном закончил разговор друид. Март обнял книжника за плечи и повел в дом, на ходу что-то увлеченно рассказывая и причудливо жестикулируя. Ян смотрел им вслед, пока не закрылась дверь.

Ему были знакомы такие состояния, когда после бессонной ночи никак не можешь отделаться от вязкого ощущения вчерашнего дня, который, оказывается, можно действительно перешагнуть только через границу ночи. Все вокруг, даже последние сони уже проснулись, заняты новыми хлопотами, а ты бродишь призраком неприкаянным, и во рту словно кот нагадил. Ян давно уже дал себе слово по возможности всегда спать ночью, хоть немного, хоть часок, чтобы, проснувшись, почувствовать, что изменилось это ощущение прошлого, чтобы почувствовать в обновленном мире обновленного себя. Идя с друидами, он всячески старался попасть в дозор либо в начале, либо в конце ночи, чтобы сменщики не будили в самый сон. Впрочем, этого хотел каждый, а ночи, даже короткие майские, тянулись медленно и томительно. К тому же Ян остро чувствовал в последнее время, что друиды словно притягивают к себе всяческие неприятности.

Отправив Книгочея, Травник велел отдыхать и всем остальным. Остались с ним только хозяин и Ян, они уселись втроем на поленнице, и Мотеюнас наконец-то раскурил свою трубку. У Травника, видимо, были свои причины не любить курево, во всяком случае, он неоднократно по поводу курения подшучивал над Снегирем и Молчуном, большими любителями подымить. Даже Март, по-юношески балуясь, научился затягиваться крепким самосадом Йонаса, за что получал крепкие подзатыльники от Лисовина, считавшего, что надо или курить, или ходить по лесу. Молчун курил мастерски, пуская колечки дыма изо рта, носа и даже, кажется, из ушей. Травник никогда не брал в руки трубку, но Ян почему-то был уверен, что Симеон курить умеет и неплохо разбирается в сортах и видах табака, да и любого другого горючего зелья.

– Крепок у тебя табачок, хозяин, – заметил Травник, косясь на дымящего, как вулкан, Мотеюнаса. – Того и гляди из трубки пламя повалит.

– Ныне табачок не тот, – посетовал хозяин. – Вот раньше лесовики проходили мимо, я с ними часто менялся, табак у них больно чистый, бездымный, а уж заборист – глаза лезли на лоб, особенно с непривычки.

Немного помолчали. Хозяин с простоватой деревенской хитрецой порассказал об урожае, о том, что земля не «родит», затем хмыкнул и звучно припечатал ладонь к гладкому, нагретому солнцем бревну.

– Ладно, почтенные, куда дальше путь держать будете? У меня небось сегодня не загоститесь?

– Угадал, хозяин, – усмехнулся Травник. – Пойдем дальше, по следу тех, что я вчера у тебя спрашивал.

Ян привалился к теплому ошкуренному пню, подпирающему завалившиеся дрова. Солнышко уже раскинуло лучи, неяркие, они все же припекали, и Коростель стал потихоньку задремывать.

– Понятно, – крякнул Мотеюнас. – Крепко они, видать, вам насолили.

– Что твой табак, – согласился друид.

– Они навроде наших ночных? – спросил хозяин.

– Да, наверное, похуже будут. С нашими так просто не управишься – голову можно потерять. Да и твоего топора с нами не будет.

– Дела… – посетовал Мотеюнас. – Я-то нынче же соседей предупрежу. Юза да Микалоиса, что в заимке построился недавно. Они еще ребят кликнут, мы ночных прижмем – не сунутся больше.

– Это хорошо, – поддержал Травник. – Живете вы тут все порознь, разобщены, каждый своему Чуру молится. Наверное, что-то нужно менять. Тут у вас даже солнце не в полную силу светит.

– А у вас небось другое солнце? – недоверчиво покосился Мотеюнас.

– Поярче вашего будет, – сказал Травник, и Мотеюнас вздохнул.

– У нас-то в ночных и свои есть, – тихо сказал хозяин, оглянувшись на дом. Там в окне застыло лицо мальчика, во все глаза глядящего на догорающий костер.

– Какие свои? – не понял друид.

– Родственники. Кишк вот. Я жене не говорил, но вроде бы ее отца как-то видел ночью в окне. Кто только их мучит, за какие такие грехи…

Ян осторожно приоткрыл правый глаз, прислушиваясь к разговору.

– Это твоя земля, Мотеюнас, тебе и разбираться надо со всеми вашими мерзостями, что творятся тут. Нам дальше надо идти, свою надобность исправлять.

– Оно так, – задумчиво проговорил Мотеюнас. – Я вот только слышал вечером, вы промеж собой нашу страну Подземельем называли.

– Было дело, – согласился друид. – Только это не со зла какого, без обиды. Просто из другого края мы, вот и считали, что эти земли внизу располагаются.

– А теперь? – пыхнул трубочкой Мотеюнас.

– Теперь не знаем, где выше. Всюду своя глубина.

– Точно так, – подтвердил хозяин. – Идите-ка отдохнуть, а то вот парень совсем разморился. Скажи, когда поднимать вас, хозяйка моя соберет в дорогу.

Мотеюнас разбудил их к полудню, когда из кухни уже доносились дразнящие, аппетитные запахи поджаренных шкварок.

Большая и тяжелая капля звучно шлепнула по носу, но деревянная кукла даже не обратила на нее внимания. Гвинпин ошеломленно озирался по сторонам, а Лисовин уже стягивал с ноги быстро начавший темнеть от воды олений сапог, второй стоял рядом на траве.

Несколько минут назад они вылезли из громадной норы, в которую они ни за что бы не полезли специально, встреться она им в другой истории. Но сейчас нескончаемый коридор подземного хода, круто поднявшийся вверх и сузившийся до толщины средних объемов бурого медведя, наконец-то отпустил их, выведя прямо на поляну пропитанного недавним дождем леса. Приятели уже походили по полям и лесам вокруг замка храмовников, но такого буйства красок и зелени даже внешне невозмутимый Лисовин не мог припомнить. Лес словно раскрасила чья-то изумрудная кисть, красок хватило с избытком и на кроны, и на стволы, на кустарники и траву; даже земля, кажется, зеленела, сливаясь с мягкими мхами, устлавшими лес сплошным ковром. Теперь лес был напоен дождем, шум которого еще был слышен вдали, тихий, спокойный, уходящий; мхи превратились в мягкие губки, прежде, наверное, они приятно пружинили под ногой, а теперь испускали во все стороны обильные струи дождевой воды. Как всегда после дождя проснулись притихшие птицы, в верхушках деревьев блуждали солнечные лучи, ища дорогу меж поникшей, набухшей влагой листвы. Не существовало никакого иного цвета, кроме зеленого, зато он присутствовал в лесной палитре в невероятном множестве оттенков: кленовый, березовый, тополевый, буковый шатер нависал над говорящей куклой и рыжебородым друидом, который уже перекинул через плечо сапоги, морщась от холодной полновлажной травы.