Дикарь - Данелла Хармон

«Черт возьми, — подумал Гарет, — что будет с Люсьеном, когда он узнает обо всем этом!»

— На твои матчи будут собираться толпы людей, даже из Лондона, это я тебе обещаю!

— Послушайте, я не хочу быть знаменитым. Я хочу лишь зарабатывать деньги, чтобы содержать свою семью, понятно?

— Ты со временем заработаешь столько денег, что сможешь украсить шейку своей жены бриллиантовым колье, а на ее головку водрузить бриллиантовую тиару!

— Да, хотя он не такой крупный и мясистый, как некоторые, но драться умеет, — пробормотал Вудфорд. — Хотел бы я посмотреть на его поединок с Ламфордом.

— Нет, лучше с Нейлсом Флемингом.

— Нет, мы его выставим против Мясника. Будет на что посмотреть…

Гарет даже не пытался уловить смысл их разговора и ругал себя за то, что выпил слишком много шампанского.

Его немного мутило, и он нетвердо держался на ногах.

Трудно поверить, что было время, когда он получал удовольствие от такого состояния. Теперь все было по-другому, и он предпочел бы иметь трезвую голову.

— Послушайте, — сказал он, — вы можете планировать все, что угодно, но больше не будет никаких поединков, пока я не получу свою долю за сегодняшний матч.

— Дома, дома расплатимся! Наберитесь терпения…

— Терпение тут ни при чем. И еще, пока я не забыл: я хочу, чтобы вставили разбитое стекло в спальне. Оттуда несет холодом, мы можем простудить ребенка.

Спеллинг фамильярно похлопал Гарета по спине:

— Послушай, старина, я не хочу, чтобы ты забивал себе голову мыслями о всяких стеклах. Я хочу, чтобы ты начал тренироваться перед матчем на следующей неделе…

Гарет резко остановился и повернулся к Спеллингу:

— Я не буду повторять дважды. Спеллинг. Я хочу, чтобы вставили стекло. Завтра к полудню. Понятно?

Спеллинг убрал руку со спины Гарета, глаза у него прищурились, стиснутые губы вытянулись в ниточку и физиономия приобрела весьма неприятное выражение. Он хотел было сказать что-то резкое, но вовремя опомнился и широко улыбнулся. Его улыбка отнюдь не обманула Гарета. Спеллинг явно недолюбливал его, но ведь и Гарет его не жаловал, так что чувство было взаимным.

— Как скажете, милорд, — напряженно произнес Спеллинг. — Хотите, чтобы починили окно? Я это сделаю. Хотите получить заработанные деньги сейчас? Вы их получите. От вас требуется только одно: чтобы вы готовились к матчу на следующей неделе — и все.

И они пошли дальше в полном молчании.

«Чтоб ты пропал, мерзавец», — думал Гарет.

Впереди сквозь листву деревьев светились огоньки Суонторпа. Глядя на главный дом усадьбы, Гарет почувствовал, как у него защемило сердце. Вот где должны были бы жить Джульет и маленькая Шарлотта, а не в жалком флигельке с выцветшими занавесками, пятнами сырости на стенах и разбитым стеклом в окне, откуда ночью несло таким холодом, что им пришлось взять Шарлотту к себе в кровать.

А когда Спеллинг привел его в богато обставленную гостиную хозяйского дома и принялся отсчитывать деньги, Гарет почувствовал, что они как-то странно поменялись ролями.

Сердце у него защемило еще сильнее.

Я хочу этот дом. Я хочу это поместье. Я должен вернуть его.

Почему бы и нет? Де Монфор построил его. Де Монфор всегда жил здесь, с любовью заботился о нем. А теперь здесь хозяйничает выскочка, не имеющий на это никакого права, и сам дом, казалось, тянулся к Гарету, словно преданный пес, поводок которого случайно оказался в руках незнакомца.

Если бы это был мой дом, я освободил бы эту комнату от всех этих дурацких статуэток, я покрасил бы стены в яркие, радостные тона, а пол застелил бы толстым пушистым ковром и устроил здесь детскую для моей малышки Чарли. Это была бы ее собственная комната. Здесь она сделала бы свои первые шаги, здесь могла бы возиться со щенками, которых я подарил бы ей, здесь она могла играть и устраивать для своих гостей первые чаепития. Ох, если бы только этот дом был нашим…

— Вот, получай, Гарет, — сказал Спеллинг, вручая ему увесистую пачку денег. — Можешь пересчитать.

Гарет не потрудился считать деньги. Если в пачке их не хватало, он знал, где найти Спеллинга. Засовывая пачку в карман, он вдруг обратил внимание на то, что Снеллинг уже не добавляет к его имени титул. Это ему не понравилось. Он не был снобом; просто ему претило панибратство Спеллинга. Оно его раздражало. Но он решил не выяснять отношения сейчас и пропустить очередную наглость мимо ушей.

До поры до времени.

Несколько мгновений спустя он уже шагал через газон, направляясь к флигельку. В домике было темно, только внизу светилось окно.

«Она ждет меня», — радостно подумал он.

Несколько раз вдохнув холодный воздух, чтобы прояснилось в голове, он поднялся по ступенькам и распахнул дверь.

— Джульет?

Он не сразу разглядел ее в полутьме комнаты. Она неподвижно сидела в кресле перед холодным камином.

При звуке его голоса она с трудом повернула голову.

— Значит, ты все-таки остался жив, — тупо сказала она.

Он насторожился:

— Как ты узнала о поединке?

— Я там была.

Он судорожно глотнул воздух от неожиданности, потом улыбнулся и попытался все обратить в шутку:

— Я был неплох, тебе так не кажется?

— Неплох? Чего не знаю, того не знаю. Я убежала оттуда, как только увидела, что твой соперник — Буйвол О'Рурк.

— Почему ты убежала?

— А ты как думаешь? Я не хотела видеть, как тебя избивают!

— Послушай, Джульет, неужели ты так мало веришь в меня, что думаешь, будто я не в состоянии выдержать обычный боксерский матч?

— Обычный боксерский матч, Гарет? Да твой соперник телосложением напоминал… средневековую крепость!

— Таким же был и тот громила у мадам Боттомли, однако тогда ты на это не обратила внимания.

— Гарет, я сейчас говорю не о твоих способностях — и ты знаешь это, — сказала она, и он увидел в ее глазах горечь и обиду.

Ведро ледяной воды, вылитое на голову, не отрезвило бы его скорее, чем ее слова. Чувство вины охватило его, он потупил взгляд, не зная, что сказать, что сделать, чтобы исправить положение. Она ждала.

— Прости меня, Джульет. Мне следовало обо всем рассказать тебе. Я был не прав.

— Да, Гарет, тебе следовало рассказать мне. Почему ты этого не сделал?

Он вздохнул, пересек комнату и опустился на колени перед ее креслом. Гарет взял ее руку, лежавшую на подлокотнике, и прижал к своему сердцу.

— Потому что я знал, что ты будешь беспокоиться. А у тебя и без того хватает забот, дорогая. Поэтому я и не сказал тебе ничего.