Когда зацветет сакура… - Алексей Воронков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Они пили и закусывали конфетами. Потихоньку купе наполнялось весельем. Жора под коньячок с шампанским громко рассказывал какие-то анекдоты, а Полина не переставая смеялась.
– Ой, умираю!.. Ой, умираю! – задыхаясь от смеха, всякий раз говорила она.
– А может, я за тушенкой сбегаю? – неожиданно предложил Бортник. – Вы, наверное, проголодались.
– Да какая тушенка, капитан? Лучше шампанского мне налейте! – весело проговорила Полина. – Эх, музыки, жаль, нет – не то б мы с вами потанцевали. Вы танцуете, Георгий?.. – спросила она. – Впрочем, я забыла, что вы офицер. Ведь каждый офицер должен уметь танцевать, правда?
Они снова выпили.
– И мне дайте закурить! – увидев, что Жора достал из кармана пиджака пачку папирос, попросила Полина.
– Вы что, курите? – удивился Бортник. – Вот никогда бы не подумал. Такая мамзель и вдруг…
Женщина фыркнула.
– Бросьте, капитан! На войне не было мамзелей – все бабы ходили в фуфайках и курили махру.
– Но у вас-то, наверное, все было не так? – протягивая ей папиросу, внимательно посмотрел на нее Жора.
Она усмехнулась.
– А чем я лучше других?.. И я ходила на завод в фуфайке и смолила как паровоз… Ну а потом встретила Решетова – и все изменилось, – она сделала глубокую затяжку, после чего медленно выпустила через ноздри дым. – Вот такие-то дела.
2
Пока Жора развлекался с Полиной, его спутники играли в преферанс. Цой с Козыревым не имели в этом деле такого опыта, как Жаков, поэтому постоянно проигрывали ему. В конце концов он их обобрал до нитки, так что у них больше не было денег, чтобы ставить на кон. А тут станция какая-то, где бабоньки прямо на перроне продают молоко.
– Молочко, молочко! Коровье, козье!.. Картошечка вареная с жареным луком! Покупайте, недорого!..
– Эх, молочка бы сейчас испить, да денег нет… – мечтательно проговорил старшой.
– Как нет? – удивился Алексей. – А это что?.. Неужто вы думали, что все это я себе возьму?
Он взял со стола несколько рублевых купюр и вышел из купе. Вскоре возвратился с покупками в руках.
– Вот вам молочко, вот картошечка, – говорит он спутникам. – Сейчас будем полдничать.
У старого язвенника Козырева при виде молока загорелись глаза, и он с благодарностью посмотрел на Алексея.
– Кстати, а где наш Бортник? – неожиданно спохватился он. – Мы что-то забыли про него. Ты вот что, Алексей, когда поешь, пойди, смени его. А то он как ушел днем на дежурство…
«Ну да, будет твой Бортник торчать в коридоре! – подумал Жаков. – Сидит, подлец, сейчас в соседнем купе с этой смазливой дамочкой и в ус не дует». «Ты, – говорит, – Леша, проследи, чтобы Козырев шум там не поднял». Вот и приходится Жакову постоянно выходить в коридор, чтобы проверить обстановку. Козыреву же говорил, что пошел покурить. Хорошо, что тот был человеком некурящим, а то б он быстро их разоблачил…
Пока картошка не остыла, пока она еще дымилась, завернутая в старый номер какой-то местной газеты, они принялись уплетать ее за обе щеки, запивая молоком. Пили прямо из горлышек, вытащив оттуда бумажные пробки. Бутылочки были все запотевшие, будто бы только из погреба.
– Хорошее молочко, – похвалил Козырев. – Давно такого не пивал.
– Еще бы! Тут такие травы… Коровам одно раздолье… – заметил Алексей. – А хотите, я вам расскажу одну историю про коровку? – неожиданно спросил он.
Слово «коровка» он произнес с такой теплотой, что Козырев невольно улыбнулся. «Так способен сказать только человек, выросший в деревне и знающий цену этому святому животному», – подумал он.
– Ну валяй! – говорит.
А Жаков был хорошим рассказчиком. Говорил он толково и с выдумкой, так, что его хотелось слушать. А ведь есть люди, от речей которых быстро устаешь. Короче, во всяком деле нужен талант.
– В общем, – начал Алексей, – то были тяжелые времена. Недород в Поволжье следовал за недородом. Люди пухли от голода, а ничего поделать с бедою этой не могли. Только недавно закончилась Гражданская, и светлая жизнь, по существу, только начиналась. Чтобы выжить, многие бежали из деревни в город. Я тоже решил бежать. Ведь меня ничто не держало – сирота. Думал, выучусь, деньги стану зарабатывать, братьям, что остались в деревне, буду помогать…
Так и стал Лешка Жаков городским человеком. Закончив ФЗУ, стал работать на карбюраторном заводе наладчиком. Тогда советская промышленность только-только начала подниматься. Своего пока ничего не было, так что оборудование приходилось закупать за границей. Алексей был из тех первых, кому пришлось осваивать эти импортные станки. Дело трудное, но интересное. Потихоньку стал получать неплохие деньги, так что можно было уже подумать и о женитьбе. К теплу стремился, к своему очагу. Сиротское-то детство обделило его всем этим. А тут как раз с хорошей девушкой познакомился. Она училась в зубоврачебной школе. Стали встречаться. Когда поняли, что не могут жить друг без друга, решили идти к Нининым родителям и просить благословения. А те в Жакове души не чаяли. Парень он трезвый, работящий. Вон и в депутаты горсовета его выбрали, и портрет его у заводской проходной повесили. Даже областная газета о нем писала как о лучшем самарском стахановце. В общем, женились они с Ниной.
Прошло какое-то время – приезжает из деревни к молодоженам Алексеев брат Сашка. Хотел посмотреть на то, как они тут в городе живут. Гостинцев кое-каких привез – полмешка картошки да три ржаные лепешки. В деревне самим жрать нечего было. Александр хоть и слыл первым лапотником, однако по натуре своей был неисправимым оптимистом. Этот безлошадник верил в светлые времена так же свято, как Алексеева славная теща Катерина – в Бога. За душой ничего, а он все: «Ничаво живем, богато! Что хозяйство не держим, кур там всяких, – не беда. Да зачем нам те же куры, коль нет петуха? А в гости к нам приезжайте. Будет вам уха из лопуха…»
Вот такой он человек. У самого карман дырявый, а он вместо того, чтобы на жизнь жалиться, сидит да свое худое житье-бытье расписывает. Послушать его, так они там в своей Кураповке живут лучше всякого царя.
По случаю приезда деверя Нина накрыла стол в общежитской комнатенке, которую выделил им завод. Пришли повидаться с родственником и ее родители – Федор Григорьевич с Екатериной Яковлевной. Когда после выпитого разговорились, когда Александр, по обыкновению, в радужных красках обрисовал свое житье-бытье, Федор Григорьевич спросил: «Как у вас, сват, в Кураповке насчет того, чтобы коровку прикупить. А то сам знаешь, как в городе с этим туго…»
А тесть и вправду уже давно о коровке мечтал. Семья-то большая, кормить надо.
«Коровка нужна? – крякнув, переспросил Александр. – Ну, это мы запросто. Приезжайте к нам – я вам помогу выбрать такую, какую вы еще в жизни своей не видали…»
«А что – и приедем!» – заявил Федор Григорьевич.
Чтобы не обидеть гостя, Алексей не стал переубеждать своего тестя, хотя знал, что брат его был горазд на всякие обещания, которые он чаще всего не выполнял. Ведь обещал-то он горы золотые, хотя сам никогда в жизни этих гор не видал.