Зов серебра - Татьяна Корсакова

Впрочем, за погоны Кирилл Сергеевич особо не переживал, по крайней мере за свои. Он переживал за ребяток, так переживал, что аж сердце занималось. Своим полицейским чутьем Бойцов понимал, что эти убийства и те, что случились восемнадцать лет назад, связаны, что все это неспроста. И ребятки явились в город тоже неспроста. Так же как и убийца. Или убийца все это время жил в Чернокаменске, как тать прятался в темноте, не выходил на свет?

– Кто-нибудь ее видел этой ночью? – Кирилл Сергеевич принял у следователя сигарету, благодарно кивнул. Эмма станет ругаться, что он снова начал курить, но это потом, а пока нужно привести нервы в порядок. Еще бы водички ледяной.

Водички кругом было целое озеро, чтоб его! И соблазн был хотя бы просто умыться, ополоснуть лицо, отойти подальше от мертвой кинодивы и умыться…

– Ее все видели. В ресторане она сидела, напивалась. – Следователь тоже закурил.

– В одиночестве напивалась?

– Да как же такая краля может оставаться в одиночестве? Крутились возле нее постоянно всякие мужики, и молодые, и постарше. Только она их всех отшила.

– Нужно узнать, что за мужики.

– Выясняем. Вот прямо сейчас. Официантка говорит, что слышала, как Стелла по телефону с кем-то спорила.

– А предмет спора? – На разгоряченную кожу оседали холодные капли тумана, и Кирилл Сергеевич размазывал их ладонью. Вот уже и умываться не нужно. – Слышала официантка?

– Деньги. Что-то то ли с финансированием, то ли со спонсированием. Она, – следователь бросил долгий взгляд на труп, – сказала, что знает, как достать денег. Сказала, что Орда может проваливать к такой-то матери, у нее теперь новый бизнес-план.

– Так прямо и сказала?

– Да, это официантка точно запомнила, потому что специально прислушивалась. Сами понимаете, не так уж много у нас тут, в Чернокаменске, знаменитостей, простому обывателю интересно знать, чем живут небожители.

– А мне вот, наоборот, кажется, что слишком уж много у нас небожителей. Куда ни плюнь – обязательно в небожителя попадешь. Что ж у нее за бизнес-план такой был? И кого она в ресторане дожидалась? Камеры видеонаблюдения там есть?

– Три месяца как сломаны. Но официантка божится, что уходила Стелла из ресторана одна. Ей кто-то позвонил, и она сразу же потребовала счет.

– В котором часу это было?

– Где-то около двух.

– А что насчет времени смерти? – Кирилл Сергеевич снова глянул на труп, который в наползающем с озера тумане уже был едва различим.

– Около трех часов утра.

Значит, около трех. А у Евы приступ как раз около трех и приключился. И очнулась она с твердой уверенностью, что Стелла мертва. Удивительное совпадение. Просто удивительное! Но после сегодняшних ночных изысканий Кирилл Сергеевич больше ничему не удивлялся. Наоборот, он начинал верить даже в то, во что верить ему по роду службы было не то что нельзя, а и вовсе противопоказано.

Отдав последние распоряжения и убедившись, что в его присутствии на месте преступления нет никакой необходимости, Кирилл Сергеевич позвонил в дежурную часть. Сказать по правде, после увиденного он пожалел, что отдал приказ отпустить Еву. И не потому, что в чем-то ее подозревал, а потому, что сейчас ему было бы спокойнее, останься она в камере еще на денек-другой, до окончательного, так сказать, выяснения. Но что сделано, то сделано. К тому же этот ирод нападал на своих жертв только по ночам, а с первыми лучами солнца превращался в добропорядочного гражданина. Так вот они – первые лучи солнца, пробиваются сквозь густой туман. А значит, до следующей ночи опасаться нового преступления не стоит. А у Кирилла Сергеевича было еще одно нерешенное дело. И в том, что оно до сих пор оставалось нерешенным, виноват был только он сам.

* * *

Ночью Гордею снова сделалось плохо. Его корежило и выворачивало наизнанку, он кричал громко и яростно, как пойманный в капкан зверь. У Евы с Ромкой больше не получалось его удерживать. И они просто сидели, прижавшись друг к другу, беспомощно наблюдая, как Гордею становится все хуже и хуже. У них не было даже сил встать с ледяного пола. Ромкиных сил хватило лишь на то, чтобы накинуть на Евины плечи одеяло, а второе одеяло подоткнуть под мечущегося Гордея. Сам он укрываться не стал, сидел, клацал зубами и упрямо мотал головой, когда Ева пыталась укрыть и его тоже. Ей казалось, что он это специально. Раз Гордей страдает, то и Ромка станет страдать вместе с ним. А это неправильно, кто-то из них троих должен был оставаться не только смелым, но и сильным, потому что иначе им просто не выжить.

Кошка пришла, когда Гордей уже не кричал, а лишь сдавленно сипел. Обыкновенная трехцветная кошка со свалявшейся в колтуны шерстью. Они так удивились, что даже не сразу поняли, откуда она взялась. А кошка прыгнула Гордею на грудь, заурчала утробно и одновременно успокаивающе, и случилось чудо, Гордей затих, обхватил кошку обеими руками так, как раньше обхватывал своего одноглазого медведя, прижал к себе. Кошка не сопротивлялась, не пыталась вырваться, только урчать стала, кажется, еще громче. Как-то так вышло, что у нее получилось то, что не выходило у Евы с Ромкой. Им оставалось лишь перетащить уснувшего Гордея на кровать. Они тащили, а кошка наблюдала, никуда не уходила. И от оставшегося с ужина куска вареной колбасы она не отказалась, а потом позволила себя погладить. Сначала Еве, а следом и Ромке. Они гладили приблудную трехцветную кошку и чувствовали, как уходит страх, как становится легче дышать и приближающееся утро уже не кажется таким неминуемо ужасным.

Утром кошка ушла. Ромка нашел в закутке за перегородкой лаз, через который она пробралась в их камеру. Лаз был узкий, размером в один кирпич. В такой только кошка и сможет пролезть, а у Ромки получилось лишь просунуть в эту дыру руку, но он все равно обрадовался.

– Мы его расширим, – сказал он решительно.

– Чем? – спросила Ева растерянно. У них теперь не было даже ложек.

– Я что-нибудь придумаю, – пообещал он, осматривая их камеру.

– Они идут, – предупредил Гордей, не открывая глаз. Оказывается, он проснулся, а они даже не заметили. – Я слышу их шаги.

Ева прислушалась, но так ничего и не услышала. Наверное, Гордею почудилось, ему в последнее время чудилось разное. Ромка говорил, что, наверное, это какая-то инфекция, что-то с мозгом. Но Гордею не почудилось, через несколько минут мучительного ожидания лязгнул замок, и Ева затаила дыхание.

Когда-то, еще в прошлой счастливой жизни, Ева смотрела кино про войну. Там были фашисты и партизаны, партизан допрашивали и пытали. Ромку не допрашивали, его просто пытали. Сначала он кричал, и Ева кричала вместе с ним, потом, когда сил на крик не осталось, он просто тихо рычал, совсем по-звериному. А Ева сидела, вжавшись спиной в ледяную стену, зажав уши ладонями. Она пришла в себя, лишь когда в глаза ей ударил свет медицинского фонарика, попыталась закрыться, но доктор не позволил.

– Тихо, – сказал почти ласково. – Дай-ка я посмотрю.