Цена империи. Фактор нестабильности - Влад Тарханов

пехота, но мне туда не охота. Блин, стихами заговорил. А всё нервы, ибо экзамены через час, а моя юная половина откровенно мандражирует. Да и её более зрелая часть, чего скрывать, немножко переживает».

Ибо сперва предстояло доказать, что моё домашнее образование перекрывает предметы трех классов кадетских корпусов, а её математическая составляющая соответствует четырём классов классической гимназии. Какие они там в двадцать первом веке наивные и самоуверенные. Большинство относится к своим предкам в лучшем случае с чувством отеческого снисхождения, а худшем — с толикой пренебрежения. Ну как же-с, что стоит ихняя «ариХметка» супротив нашей алгебры? А если потребуется, то интернет, майкрософт, линукс, мathcad нам в помощь. Честно говоря, и сам Коняев до определённого момента слегка подтрунивал над гимназическим образованием. Это длилось до того момента, пока ему в руки не попалась первая книга Игоря Валериева из цикла «Ермак», относящаяся к категории альтернативной истории. Дойдя до момента решения главным героем математической задачи, академик, не дочитав фрагмент закрыл книгу и вооружившись ручкой начал набрасывать систему уравнений. Но к его стыду, с налёта справиться с этой головоломкой он не смог и лишь часа через три, подключив логику получил искомый ответ. А теперь очень не хотелось бы оскандалится на реальном экзамене. Тем более, что на каждое место в корпусе претендовало пять человек.

Сандро был бы несказанно удивлён, если бы узнал, что в это же время в своём кабинете предавался этим же воспоминаниям начальник корпуса контр-адмирал Епанчин. Для Алексея Павловича или же «папашки», как его за глаза именовали кадеты, сентябрь 1880 года так же стал своеобразным экзаменом, серьёзным испытанием на право возглавлять Морской корпус. Не будучи настоящим морским волком, он всю свою жизнь и военную карьеру посвятил делу обучения будущих офицеров Российского Императорского флота, пройдя все ступени от преподавателя до Начальника Морского училища и Николаевской морской Академии. Видит Бог, что он делал всё, что мог, дабы его кадеты учились морскому делу настоящим образом. Поощрялось умение думать, рассуждать и способность заниматься самообразованием. От математики и статистики, морской географии и современной скорострельной артиллерии и до иностранных языков, музыки и песнопения. Не были забыты и заветы Государя Петра Алексеевича, поощрял батюшка-император занятие ремёслами и сам был искусным плотником, да не простым, а корабельным. Конечно, кадеты не могли подобно Первому Императору Всероссийскому выстроить галеру, но шлюпки, палубные ботики и пятивесельные гички изготовлялись ими и собирались, чего уж там. Но было одно печальное обстоятельство, которое добавляло причём не ложку, а, пожалуй, целое ведро дёгтя в бочку с мёдом. Речь идёт о том, что народовольцы сумели заманить на свою сторону не только симпатии нескольких десятков воспитанников Морского училища, но и привлечь иных из них к реальной антигосударственной деятельности. Николай Суханов и Александр Штромберг возглавили военную организацию «Народной волей». Оба этих отщепенца были арестованы и повешены уже после трагической смерти Императора Александра II, его супруги, детей, да и почти всей августейшей фамилии. Над головой контр-адмирала Епанчина нынче сгущались тучи, его прямой начальник и во многом единомышленник Великий князь генерал-адмирал Константин Николаевич находился в негласной опале, и о смещении его с должности или ликвидации таковой говорили в адмиралтействе как о неизбежности. А кроме того нашлись доброхоты, обвиняющие его соучастии или даже в руководстве сим покушением с целью захвата власти и трона. Естественно, тень подозрения падала и на всех лиц, которые так или иначе считались приближёнными к главе морского ведомства. Контр-адмирал Епанчин признал собственную вину и уже вынес себе приговор. Если команда корабля взбунтовалась, то ответственность ложиться на капитана. В ящике его стола лежало прошение об отставке, которое он собирался вручить Михаилу Николаевичу, избранным Земским собором Императором Всероссийским.

Согласно традициям в Морском кадетском корпусе, на сдаче письменного экзамена по русскому языку и математике присутствуют родители и родственники кандидатов, а то, что среди последних будет и Великий Князь Александр Михайлович ему вовремя успели сообщить друзья. Не исключено, что Государь с супругой изволят совершить обход и осмотреть аудитории и иные помещения, где их сыну предстоит жить и учиться несколько лет. И вот именно тогда он передаст Императору своё прошение, а дальше на всё воля Божья…

Сандро, тем временем вспоминал как он со старшим братом, штабс-капитаном, пожалованным во флигель-адъютанты за дела ратные в Русско-турецкой войне, подъехали к зданию Корпуса. Именно Николаю Михайловичу, Государь поручил представлять семью на экзамене, а попутно передать Контр-адмиралу Епанчину личное письмо. Своё присутствие Михаил Николаевич счёл излишним и даже вредным, ибо могло быть расценено как давление на экзаменационную комиссию и начальника Корпуса.

«Когда же мы доберёмся?» — стучит в голове мысль, постоянно повторяясь, как запиленная грампластинка. Это всё мандраж … достаёт, блинъ. Да ещё и Николя, вероятно почувствовав моё состояние и принялся рассказывать страшилки о том, как заваливали на экзаменах в его Павловском военном училище. Толи хотел успокоить и отвлечь, толи просто издевался. Хотя, этот сеанс психотерапии оказался весьма эффективным. К тому моменту как мы входили в здание Морского Корпуса, страхи рассеялись и осталось чувство лёгкого бешенства и желания: прийти, увидеть и повесить, пардон, оговорился — победить! В большой зале я занял свободное место за одним из длинных столов, а Николай присоединился к сонму родственников и близких кандидатов в кадеты. Естественно, всё это сопровождалось приветствиями, расшаркиванием, звоном шпор и поцелуям ручек дам разнообразного возраста, но объединенных принадлежности к аристократии, пусть и не всегда наивысшей. Когда в зал вошел преподаватель русского языка в новом, с иголочки синем вицмундире Учебного ведомства, все разговоры стихли и экзамен начался. Сперва был диктант, а после он прочитал отрывок из романа Гончарова «Фрегат «Паллада», коий следовало изложить своими словами.

— Уф-ф, удовлетворённо выдохнул я, наконец закончив писанину и сдав листы дежурному офицеру. Слава Богу, что в прошлое перенеслось лишь моя психоматрица, да еще и достигла полного консенсуса и с новым телом, и с оставшимся его сознанием. Не знаю, сколько нужно дрессировать современного человека, что бы он правильно расставлял все эти яти, фети, ижицы и прочие дореформенные премудрости правописания. И делать это не гелевой ручкой или если чернильной, то фирменным Parker, а перьевой. Иногда мне кажется, что если бы в XIX веке создали спецслужбу по выявлению попаданцев из будущего, то подозреваемых не следует пытать, а всего лишь подвергнуть письменному экзамену. По количеству клякс его и обнаружат!

Кстати, ещё один раз я поблагодарил Всевышнего, когда передо мной положили условия задач по арифметике и алгебре