Корсар - Юрий Корчевский

– Да как же это можно! Симеона – и великим князем! Мурло немытое!

И обернулся посмотреть в испуге – не услышал ли кто?

– Верно ли сие твоё предсказание? Уж больно много на кон будет поставлено, а и сама жизнь.

– Верь мне, Демьян! Пророчество моё истинно.

– Оно, может, и так, только верится с трудом. Смятён и подавлен я сим предсказанием.

– Думай что хочешь, но никому ни слова, и веди себя так, вроде ничего и не знаешь.

– Нешто я дитё неразумное? Вот уж спасибо тебе великое, вовремя вернулся! Ну а ещё, ещё что?

– Начнутся походы войска русского на Ливонию и Лифляндию.

– То и без предсказания твоего известно было, вестимо, – готовит царь войско к походу.

– О следующем годе войско возьмёт Пярну, Вендин, Пайду – крепости опорные. И к власти на польский престол взойдёт турецкий ставленник Стефан Баторий, ярый враг Руси, и будет от него зло великое.

– Ай-яй-яй! Занятно-то как! Ну а ещё что? Как с Годуновым-то, с Борисом?

– Вижу сияние венца его, но пока неотчётливо видение сие проступает. Устал я, Демьян. Уж очень много сил предсказания забирают.

– Отдохни, отдохни, чай никуда более надолго не собираешься?

– Об этом годе нет, отойти от похода ещё не успел, дела накопились.

– Вот и славно. Давай по чарочке за предсказания твои.

Демьян разлил вино по чаркам. Мы чокнулись и выпили. Рейнское винцо-то кисловатое, привык я уже к итальянскому.

– Помощь моя нужна ли? Ты говори, не стесняйся! Обязан же я тебе, вроде как за предсказания твои верные и полезные.

– Будет нужда, боярин, непременно обращусь.

– Ты это – ежели в видениях твоих про меня чего будет – сразу стрелой ко мне, хоть днём, хоть ночью.

Я раскланялся с Демьяном и вышел из дома. Фу, опять пронесло! Я каждый раз рискую головой – крут наместник на расправу. Да, видимо, хоть и не понравилась ему моя отлучка, жажда узнать предсказание оказалась сильной.

Надо и в самом деле делами заняться, всё визиты наносил после возвращения. Дело нужное, вежливость соблюсти, лицо не потерять, хоть и не дворянского звания.

Первым делом дом посетил, который снимал под амбулаторию. Всё в целости и сохранности, только пыль везде лежала толстым слоем. Так то не беда. Нанятые за пару полушек соседки за полдня пыль вытерли да полы вымыли, хоть завтра приём начинай.

И люди меня не забыли: узнавали на улицах, здоровались, интересовались – что так долго меня видно не было.

Я перевёз от купцов зеркало, купленное в Италии. Самолично гвозди вбил и повесил. Отошёл, полюбовался, поправил немного. Надпись попробовал прочитать, да не получилось. Пусть висит. Пациенты смотреться будут, я поглядывать, вспоминая другие времена.

Следующим днём я инструменты свои в порядок приводил – чистил, кипятил. Надо продолжить заниматься врачеванием, руки и голова практики требуют. Да раздумывал – не поехать ли к камню на берегу Клязьмы, не выкопать ли злато-серебро?

В это время раздался стук в дверь.

– Открыто, входи!

К своему немалому удивлению, я увидел Аристарха. На боку у боярина висела подаренная мною несколько дней назад испанская шпага. Вот уж кого не ожидал увидеть!

– Здрав буди, Юрий!

– И тебе долгих лет, боярин.

– Вот, по делам в городе был, навестить решил.

– Проходи, боярин, садись. Прости, угостить нечем – не живу я здесь, дом только снимаю для работы.

– Лечишь, значит, здесь.

– Именно так!

Аристарх встал, обошёл комнаты.

– А живёшь где?

– Недалеко отсюда, у бабки Ефросиньи комнату снимаю.

– Так у тебя что – и жилья своего нет? – удивился Аристарх.

– Не обзавёлся пока.

По-моему, старый боярин расстроился. Надо думать, что по его понятиям человек без своего жилья – личность несерьёзная, вроде как бомж сегодня. И кроме того, свой дом – показатель благосостояния, зажиточности.

Аристарх сел.

– Закрутил ты голову дочке, Юра. О том не говорит – и сам вижу. То весёлая, то плачет и всё из рук валится. Не была такою, пока тебя не встретила.

– В чём моя вина-то? Я ведь не дворянин, предложить ей руку и сердце не могу, рылом не вышел.

– Да я бы и презрел условности, девку жалко. Мне уж, может, и не долго осталось, скоро с апостолом Петром встречусь. А ну как она одна останется? Нельзя женщине одной, без плеча мужского. Вижу – люб ты ей! Сам-то что скажешь?

– И она мне люба. Только не торопи события, боярин. Мне и самому разобраться с собой надо.

– Ты не думай о проблемах денежных, у меня деньги есть. Ежели свадьбу захотите играть, я дом во Владимире куплю для молодых.

Я засмеялся.

– Боярин, если сладится всё, у меня и самого на три дома злата-серебра хватит.

Аристарх посмотрел на меня внимательно, вздохнул, раскланялся и вышел.

После ухода Аристарха я сидел и размышлял – как мне относиться к Варе. Варя – девушка гордая, мучиться будет, а не скажет ничего. А боярин старый – отец её – человек мудрый. Ему она конечно же ничего не говорила о чувствах ко мне, он сам всё понял и решил поговорить со мной по-мужски, пытаясь понять, как я к ней отношусь. И наверняка других дел у него в городе не было – специально приехал. А тут ещё и неприятную новость узнал – дома своего у меня нет. Мало того что я – без роду без племени, не боярского звания, так ещё и без своей крыши над головой. По всем его прикидкам выходит – пустой человек. Страшно за такого дочь единственную выдавать замуж.

Да и в самом деле – человек я не этого времени, но о том только я сам и знаю. Более того – в предыдущие разы я исчезал из средних веков и возвращался в своё время внезапно, неожиданно даже для себя самого. Может – забыть про Варю? Просто перестану ездить к ним – попереживает и смирится. Да и Аристарху моё материальное положение не понравилось. А что – рассказывать ему о деньгах, что заработал с купцами, или о кладе под камнем? Дудки! Я, может быть, и дурак, но не настолько. Со своими деньгами разберусь сам.

Сидя и размышляя таким образом, я начал мурлыкать и напевать слова из песни, исполняемой Михаилом Боярским, «Лети, моя голубка…» Помните – «ланфрен-ланфра»? Чего она пришла мне в голову в этот момент, я и сам понять не могу.

За моей спиной осторожно кашлянули.

Я резко обернулся. С виноватым видом сзади стоял Ксандр.

– Прости, Юра. Стучал я, да ответа не было. А слышу – голос твой. Да песню жалостливую поёшь про голубку.

– Садись, Ксандр. А песню по настроению пою.