Любимец Гитлера. Русская кампания глазами генерала СС - Леон Дегрелль

Усилие, которое требовалось от нас, было сверхчеловеческим. В течение восьми, десяти дней солдаты и офицеры не имели ни минуты отдыха. Мы жили лишь за счет мрачной энергии, которую дает непосредственная близость смерти.

Со времени операции при Мошнах, то есть с неделю, я не спал ни часа. Я сопротивлялся сну только с помощью таблеток, что глотал, пилюль для летчиков, держащих их в состоянии бодрствования во время длительных полетов.

В самом деле, невозможно было выкроить и минуту передышки: за ночь телефон КП звонил пятьдесят-шестьдесят раз, в любой момент неприятель ломал наши позиции: я должен был бежать в критические места, брать людей, что находил там, и бросаться с ними сломя голову в контратаку.

Мы все представляли собой не более чем клубок нервов. Сколько времени выдержат еще нервы?

Боеприпасы почти все были израсходованы за эти две недели ожесточенных боев. За неделю ни один самолет не смог приземлиться. Только парашютами окруженная армия получала то, чем надо было драться.

Едва мы прибыли в Корсунь, как в дождевом и закрытом небе услышали рокот самолетов. Облако белых парашютов пересекло туманную завесу.

Сначала мы подумали о советском десанте — последней фазе битвы. Затем мы увидели, как вместо тел под шелковыми куполами раскачиваются толстые серебристые сигары! Каждая из них содержала двадцать пять килограммов патронов и маленькие коробки концентрированного горького шоколада, помогавшего сопротивляться сну. Благодаря этой воздушной помощи каждое подразделение получило серьезную дотацию боеприпасов.

Хлебопекарни Корсуня замесили последнюю порцию с отрубями. Это и была вместе с парашютным шоколадом единственная пища, розданная в подразделениях 13 февраля 1944 года.

Унося свой хлеб, каждый солдат знал, что это был его последний паек перед тем, как умереть или победить.

* * *

Наше выступление в бой на юго-западном участке было назначено на двадцать три часа. У нас еще были некоторые иллюзии, так как немецкое командование умышленно приукрашивало положение своими сводками. И действительно, лучше было не говорить всего. Если бы мы знали всю правду, мы бы отказались от любого напряжения.

По словам высших офицеров, завтрашний день, воскресенье, должен был быть концом невезения. Оставалось преодолеть несколько километров. Мы поверили этому, потому что человек охотно верит тому, что соответствует его желаниям.

С утра дождь прекратился. Вечером поднялась луна. Мы увидели в этом предзнаменование. В темноте тихо высвечивался Корсунь.

Серебристые нежные отблески неба. Воздух становился каким-то пикантным, несколько таблеток карамели, и, в конце концов, мы придем к победе!

* * *

Мы потеряли много грузовиков, у нас также было много убитых. Каждому из нас нашлось место в оставшихся грузовиках. К середине ночи наша колонна достигла бело-голубого озера в лунном свете на выходе из Корсуня.

Мы пересекли его по деревянному мосту длиной с километр, выстроенному отважными саперами на вершине плотины. По этому мосту можно было проехать только в один ряд, в одном направлении. Поэтому с часу на час возникали пробки. Но, несмотря на все трудности, этот переход прошел без происшествий.

Враг был совсем близко, люди нервничали, но ничто не нарушало гранитную дисциплину войск.

Мы невольно восхищались тем, как хорошо работала эта военная машина, этим командованием с полным самообладанием, этим размеренным, как хронометраж спортивной гонки, отступлением, интендантской службой, распределением горючего и боеприпасов, транспортировкой, телефонной и радиосвязью — все было и оставалось точным, совершенным в течение этих галлюцинозных недель! Ни одна песчинка не расстроила этот часовой механизм, несмотря на концентрацию разрозненных частей, день и ночь выдерживавших атаки противника, несмотря на значительные потери техники, утонувшей в грязи оттепели.

И тем не менее в эту ночь все зависело от нескольких десятков кубометров досок!

Отважься какой-нибудь летчик бросить свою машину на озерную плотину, деревянный мост рухнул бы, и ни один немецкий грузовик не вышел бы из Корсуня. Но ни один летчик неприятеля не отважился на этот сенсационный шаг или ни один русский генерал не подумал об этом. В два часа утра мы были с другой стороны плотины вдоль озера с бледным отсветом, на дороге к юго-западу.

* * *

С большим трудом нам удалось продвинуться на несколько километров. Холод был пронизывающим. Грязь смерзлась, что еще больше затруднило продвижение. Сотни грузовиков ломались в этой мастике, преграждая путь колонне.

Повсюду мы пытались помочь грузовикам, блокированным в грязевой и ледяной массе, или столкнуть их под откос, в кювет. Но их было слишком много. В трех-четырех рядах в несколько километров стояли самые невероятные грузовики: большие зеленые машины фельдпочты, автокары командования, пушки, танки, сотни повозок, которые тащили маленькие лошади или быки. Не двигаясь с места, трещали мотоциклы.

В конце концов нам пришлось оставить грузовики и двигаться пешком от этой кутерьмы-неразберихи, желая нашим водителям терпения и помощи сильных и благоприятных ветров.

На рассвете мы дошли до первой деревни, накануне занятой русскими. Мы мрачно выслушали неутешительные новости. Пробить достаточно глубокую брешь в боевых порядках неприятеля было невозможно. Через четыре километра продвижения в деревне Шендеровке немецкие части наткнулись на ожесточенное сопротивление. Удалось занять только половину деревни.

Три четверти наступательных орудий нашей бригады были приведены в действие незадолго до нашего прибытия, и все были уничтожены. Командир наших бронемашин, совсем молодой капитан, красивый как бог, с живыми озорными голубыми глазами, в высокой белой казачьей шапке, украшенной мертвой головой СС, взлетел со своей машиной, которой заряд неприятеля попал прямо в боекомплект. Он взлетел на десять метров в воздух и упал, убитый наповал, но с абсолютно нетронутым лицом.

Атака должна была возобновиться. Мы по-прежнему ждали немецкие танки, которые должны были подойти нам навстречу с внешней стороны. Но сведения об их продвижении были крайне неточные.

Мы почти не продвигались к юго-западу, но мы сильно откатывались к северу: не только Арбузино, потерянное утром и отвоеванное в полдень, было окончательно потеряно к вечеру, то есть на двенадцать часов раньше срока, но и русские, не прекращая преследования отступавших, вошли в Корсунь! Да, в Корсунь! Мы вышли оттуда в одиннадцать часов вечера, Советы ворвались туда на рассвете.

Нам надо было без паники двинуться на деревню Новая Буда, которая, судя по карте, на востоке перекрывала населенный пункт Шендеровка, где шли упорные бои.

Новая Буда — название казалось странным. Деревня располагалась чуть выше длинного хребта, что шел к востоку и западу.

Мы друг за другом, след в след, гуськом отправились в путь. Все, что оставалось от немецкой артиллерии, обрушилось на дома Шендеровки, где забаррикадировались русские.