Сколково. Хронотуризм. Книга 1 - Всеволод Глуховцев

Хотя, собственно, думай, не думай — прежде надо узнать, что там, в тех мемуарах, от этой печки и плясать. А сейчас…

Он хотел сказать себе, что сейчас бы самое то — развеяться, просто пошататься, посмотреть на ясное небо, послушать, как шелестит ветерок в листве…

Но что-то не выходило.

Мутная тревога закралась в душу, и Виктор никак не мог понять, откуда же она взялась. Боязнь, что следствие может выйти на них с Коротиным? Кто его знает, может и выйти, но не в том дело. Не оттуда ветер дует, это совершенно ясно.

А откуда?..

Вот это он и хотел бы знать и не мог догадаться.

Виктор старался стряхнуть негатив, шагал бодро, по сторонам поглядывал, особенно на симпатичных девушек. Но отделаться от неприятной мути никак не удавалось. Один раз он даже оглянулся. Что хотел увидеть?.. Постоял, пожал плечами и пошел дальше.

Тут его и застиг звонок от Игоря:

— Ну как, прогулялся?.. Если да, возвращайся, есть о чем поговорить.

Тайны исповеди

— Ты знаешь, — сказал Игорь, — я привык по советскому обычаю, на кухне… Да слегка под коньячок, да с лимончиком. Молдавский «Белый аист», кажется, приличный. Возражений нет?

— Годится, — улыбнулся Виктор.

Расположились на крохотной кухоньке хрущевки, опрокинули по первой рюмке. И начался серьезный разговор.

— Вот. — Коротин потряс все той же рукописью. — Исповедь сверхчеловека! Все про себя написал, и я убежден, что почти все — чистая правда.

— Почти?

Гримаса на лице Игоря изобразила все нюансы этого слова.

— Отдельный вопрос, — сказал он. — Пока оставим его. Я хочу тебе пересказать подробно этот труд. Тридцать рукописных страниц, шутка ли! Даже больше.

И рассказал.

Что правда, то правда: свой жизненный путь покойник описал искренне, без прикрас, даже с циничным обнажением обычно скрываемых движений души…

— Душевный эксгибиционизм, — заметил про это Коротин.

Родился Игорь Нежданов в интеллигентной семье. Отец — преподаватель вуза, кандидат наук. Мать — учитель математики в школе. Мальчик с самых ранних лет обнаружил большие способности, родителям показалось, что феноменальные, они загорелись идеей вырастить из единственного сына грандиозную личность и, засучив рукава, взялись за дело…

Прекрасно, как сказал бы профессор Чудновский, но ведь от таких педагогических экспериментов до создания организованной преступной группы — дистанция огромного размера, не правда ли?.. Правда. И даже от чувства превосходства, а вскоре и презрения к другим, не только сверстникам, но и старшим, — а именно такое чувство быстро поселилось и укоренилось в душе вундеркинда — дистанция пусть и поменьше, но тоже идти и идти. А вот наш герой осилил этот путь играючи. Как же так вышло?

Он сам детально проанализировал все обстоятельства и решил, что в какой-то момент их сумма превысила критический уровень. И все окружающие внесли в это посильный вклад.

Прежде всего отец, до упрямства настойчивый, болезненно честолюбивый человек, талантливейший ученый, занимавшийся физико-химическими процессами в вязких средах — в общем, серьезная материя. Он выдвинул в этой области некую радикально новую теорию, принялся воплощать ее в докторскую диссертацию… встретил дружное неприятие коллег, ожесточился. Дома грубо обзывал их «схоластами», «обскурантами», еще как-то — типичная интеллигентская ругань. Чем далее, тем более раздраженным он становился и тем более обострялись отношения на кафедре. Понятно, что не кончиться плачевно это не могло.

На кафедральное обсуждение он представил вариант работы, вызвавший неистовую бурю. Ученые мужи кипели, брызгали слюной, а диссертант, словно какой бес его попутал, еще нарочно раздувал пламя язвительными, колкими замечаниями в адрес присутствующих… И, разумеется, большинством голосов диссертация была непоправимо зарублена.

Вспоминая тот день много лет спустя, Игорь Нежданов уже взрослым разумом сознавал, что с того рокового обсуждения отец вернулся переполненным ненормальной, жестокой радостью, будто бы своим провалом он напрочь доказал рептильную узколобость коллег — что и было его главной целью, а вовсе не защита диссертации. На этой мазохистской ноте Дмитрия Нежданова и ударил инсульт — прямо за ужином. А изнуренный нелепыми надрывами организм отказался бороться за жизнь.

Мать посчитала, что в смерти мужа виноваты те самые «схоласты», и озлобилась. Внешне-то она этого никак не проявила, разве что замкнулась несколько, что для вдовы совершенно естественно, и ей только сочувствовали… Но дома, наедине с сыном, она пылала гневом и местью, а когда, полгода спустя, один из самых лютых отцовских гонителей, старый злопамятный профессор, вдруг скоропостижно протянул ноги, ликованию матери не было пределов. Месяца полтора она неотвязно пережевывала тему справедливой кары, настигающей врагов… Правда, почему-то никого, кроме старого пердуна, кара так и не настигла.

Меж тем мальчик рос, стал юношей, закончил школу — разумеется, блестяще. Поступил в институт, который заканчивал отец: матери очень хотелось, чтобы сын пошел по стопам… Он и пошел. Учился отлично, получил красный диплом, открывший прямой ход в аспирантуру. В отличие от папаши, молодой химик вел себя покладисто, диссертация успешно шла к защите, проходя все необходимые стадии, а он сам становился отличным специалистом в своей области.

Но вместе с тем работала и его философская мысль. Он видел, что везде, всегда, в любом обществе он неизменно оказывается умнее, талантливее, остроумнее всех, он уже давно и привычно — можно сказать, равнодушно — взирал на всех свысока… Да, все так, но что ожидало его в будущем? Он честно отвечал на этот вопрос: ну, кандидат наук, ну доктор, ну доцент, ну профессор… ну и что? Нет, не в этом секрет Большой Игры, достойной Большой Личности. А в том, что он именно и есть такая Личность, аспирант не сомневался. Он не раз замечал за собой способность гипнотически влиять на людей, иногда развлекался этим. Развлекся в очередной раз и в магазине с пареньком Сережей, подпустил загадочности… пацан глаза вылупил. Ну, а Нежданову пришла в голову необычная мысль, он нянчился, нянчился с ней день-другой… и так постепенно все и сложилось.

Что надо, чтобы взять судьбу в клещи, оседлать ее, как жеребца, и полететь к вершинам жизни? Да ясно что: встряхнуть эту самую жизнь, встряхнуть себя, переступить табу, придуманные для человечьей мелочи. Нужен поступок. Сильный. Сильнейший! И совершить его не так уж и сложно. Смелость и воля — вот и все. Ну и разум, конечно, чтобы все прошло без сучка, без задоринки… В разуме своем он был уверен. А вот смелость и воля — это вопрос выбора. Да или нет. Либо ты всё, либо никто.

Правду сказать, когда он стал это обдумывать, осмысливать, когда попробовал примерить это все на себя, его взяла оторопь: да неужели это всерьез?! Неужели я решусь на это?.. И сперва не поверил себе, а потом неведомая прежде радостная ледяная жуть окатила его. Он начал разговаривать с парнями, дурманя их воображение загадочными недомолвками, успешно корчил из себя загадочную личность… и видел, что все это реально работает! Умные, способные, но наивные мальчишки подпадали под власть его чар.